Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

— Похоже, для вас это не слишком приятная работа, Себастьян.

Поэт усмехнулся:

— Так или иначе, а вернуться мне придется. Нам нужны будут деньги и покровительство.

— Ни бургомистр, ни сам король не спасет нас от моего мужа, — вздохнула пани Даманская.

— А ты жестока, — укоризненно сказал Себастьян, — неужели ты думаешь, что у меня на дороге встанет некий цепак?

— Я совсем не то хотела сказать, — мягко возразила Катерина, — но ты не решишь всего оружием. Тем более, что закон на его стороне.

— Я не буду просить Якуба Шольца содействовать решению в нашу пользу, — сказал поэт, — а только возможности беспрепятственно покинуть город. Пусть даст денег и отпустит.

— И куда мы отправимся? — спросила госпожа Даманская.

— Куда угодно, — ответил Себастьян, — я родом из Люблина, можем отправиться туда. Или же в Краков, я имею там друзей. В конце концов, весь мир может быть нам домом.

— Только будем ли мы в нем хозяевами, — грустно сказала женщина.

После молчания она вдруг добавила:

— Ты замечаешь, как приближается осень?

— Да, ночи стали холоднее, — пригодился Себастьян, — нам надо быстрее покидать это место.

— Раньше придут за мной, — молвила Катерина.

— Брось, никто не знает, что мы тут, — возразил поэт.

— Узнают. Вот двое дурней кружились над землей и грохнулись неподалеку… Гирко не может оберегать нас бесконечно. В конце концов, мне самой кажется, что это неспроста. Это мое наказание…

Себастьян поднялся и сел рядом с ней.

— Ты говорила про осень, — сказал он почти шепотом, — поэтому прислушайся, как шуршит уже прохладный ветер в камышах. Мне кажется, я откуда-то знаю его язык. И плеск воды в старом колесе мне также понятен…

И тяжелый изнеможенный туман, стелющийся рекой, пряча помутневший плес. Как хочется содрать, сорвать его, чтобы упасть, окунуться в ее свежие объятия. Замереть и лишь чувствовать под собой упругие беспокойные волны.

Разве в объятиях такой осени затаилась опасность? Разве не просит она лишь спрятать ладони под ее одежду и шептать:

Проснувшись на рассвете следующего дня, Катерина неслышно встала. Осторожно, чтобы не разбудить спящего Себастьяна, подошла к дверям и медленно их открыла. Ровно настолько, чтобы пройти самой. Старая древесина предательски заскрипела, но мужчина не проснулся.

Катерина вышла босиком, в одной сорочке, и каменное здание обожгло холодом. Однако женщина не замечала. Осмотревшись, она увидела вязанку сухих дров, а рядом с ней висела нанизанная на прутик еще живая рыбина. Неподалеку возился с неводом Гирко.

— Здоровеньки булы, — поздоровалась с ним женщина.

Тот оглянулся.

— Здорова будь, колдунюшка… Здорова будь, ведьмочка, — загомонил водяной, быстро сворачивая снасть.

Еще немного повозившись, он вскочил с места и направился в кустарник.

— Благодарю, — окликнула вслед Даманская.

Гирко оглянулся и закивал своей лохматой головой.

— Вечером те утку принесу, — сказал и исчез.

Катерина подняла глаза вверх, всматриваясь в рассветные небеса. Откуда-то появился черный ворон и стал понемногу приближаться. Мощно захлопав крыльями, уселся на тростниковой крыше.

Колдунья промолвила ему несколько странных звуков, а потом вполголоса добавила:

— Лети и будь моими глазами. Я хочу знать, что там творится.

Птица каркнула жутко и поднялась в воздух. Когда она исчезла, женщина неслышно вернулась внутрь мельницы и легла рядом с любовником, что до сих пор мирно спал.

А птица легко кружила, расправив широченные крылья, подставляя грудь воздушным течениям. С высоты ее полета хорошо виднелся Высокий Замок, под стенами которого пестрели шатры воевод и халабуды горожан-ополченцев. Похоже, ни тем, ни тем словно и не надоела осада крепости и они уперлись, чтобы выкурить оттуда ведьму.

Ниже, до самых городских валов, стелилось Подзамче. В него серой изогнутой стрелой врезался Волынский тракт. За валами два кольца стен крепко держали Львов в своих объятиях.

Ворон немного снизился и, миновав Глинянскую Башню, прошмыгнул мимо Русской церкви и закружил над Рынком.