Камень переходил из рук в руки, пока не украсил казну Сулеймана Великолепного. Что было нужно моему новому обладателю, как думаете? Не адское вдохновение, не любовь женщины, не золото! Ему была нужна слава и власть…
Граф замолк, как будто точно все вспоминая, но взгляда с Ляны не сводил, словно наслаждаясь тем впечатлением, которое только что произвел своим рассказом.
— И что было дальше? — еле слышно спросила девушка.
Хих удовлетворенно засмеялся.
— Дальше? — переспросил он, — а дальше, моя дорогая, были громкие победы Высокой Порты. Я привел ему лучшее в мире войско из живых и мертвых. Его солдаты умирали, а потом поднимались и снова вступали в бой. Благодаря мне покорили гордый Багдад и Буду. Это я разбил для него венецианский флот в Ионическом море. Да что там! Вена бы тоже не устояла, если бы не султанская спесь.
Однажды, когда народ приветствовал своего правителя, Сулейман швырнул в толпу этот камень, считая, что его империя сможет процветать и без моей помощи. Слишком легким все казалось…
Вена не покорилась, а Ангельская Кровь устремилась по миру. В итоге оказалась в водовороте Ливонской войны, где принесла немного успехов полякам, немного московитам, а дальше оказалась в руках обычного военного хирурга. Догадываетесь, как его звали, моя красавица?
Ляна кивнула в ответ.
— Да, — вел дальше Хих — его звали Доминик Гепнер. И был этот господин когда-то подмастерьем того самого сеньора Тартальи. Видимо, даже помогал ему в свое время обрабатывать камень…
Понятное дело, Гепнер узнал драгоценность. Безусловно, ему даже ведом секрет тех таинственных знаков на гранях. Лекарь спрятал камень в пустую глазницу одного наемника и, хорошо заплатив, взял с него клятву встретиться через определенное время тут, во Львове. Turpe senex miles! [2] Жалкое зрелище — старый солдат! ( лат. )
Конечно, я пошел следом. И даже видел, как тот наемник сгинул одной ночью, пытаясь ограбить прохожего. Доминик догадался об этом и начал искать тело… Только вот беда, одноглазых трупов во Львове до черта! Одних он выпрашивал у магистрата для вскрытия, других приходилось выкапывать из могилы, пока Гепнер не нашел то, что искал!
Граф замолк и неожиданно стал снова приближаться к Ляне. Преодолев расстояние между подоконником и клавесином, за которым она сидела, Xиx встал перед ней на колени.
— Никогда еще этот камень не слышал ударов такого чистого сердца, — прошептал приближенный к королю, чье жадное дыхание девушка чувствовала даже через платье. — Оно не желает власти и богатства, хотя имеет на это полное право. Оно будет моим обладателем или я буду владеть им…
Ляна всем телом подалась от графа, однако его руки уже потянулись под подол ее платья.
— Это же надо — невинные мысли покоряют, словно кандалы, — прохрипел тот, — чтобы такая красота была еще и девственницей…
Звук пощечины оборвал эту похотливую речь.
— Немедленно прекратите! — властно сказала шляхтинка, тяжело дыша от возмущения.
Однако граф, уже вскочив на ноги, протянул к ней свои руки, как две гадины. Одна оказалась под ее волосами, а вторая — поверх молодых и свежих грудей. Однако едва холодная и скользкая пятерня накрыла камень, как на голове негодяя полностью разлетелась тяжелая флорентийская ваза.
Охваченный вожделение граф не заметил, как девушка схватила ее со стола.
Чуть не очумев, Хих отступил, покачиваясь, как пьяный, но на ногах удержался. Как в тумане, он увидел, как справа от него на гобелене распоролось роскошное тело Селены, а слева — вытканные могучие мышцы Аполлона. Из прекрасной богини Луны деловито вышел дедок с секирой, а из рассеченной груди сребролукого покровителя искусств — Сильвестр Белоскорский. Дедок закрыл собой Ляну, а комендант приблизился к графу. Туман перед глазами последнего начал понемногу рассеиваться, поэтому Хих, наконец, заметил две вещи: острый двуручный меч и еще более острый решительный взгляд бурграфа. Ни первое, ни второе не предвещало для него ничего хорошего. Рука его потянулась к поясу, нащупав там легкую австрийскую шпагу, — выхвачена она была с немалой сноровкой.
— Как знать, пане бурграф, — сказал Хих, — в количестве ли железа — счастье настоящего солдата?
Он отступил и приготовился к поединку.
— Да, не в количестве, пане граф, — ответил Белоскорский, медленно наступая, — а в том, защищает ли оно честь и правду.
С этими словами он взмахнул мечом и резко ударил. Однако Хих с удивительной ловкостью отскочил в сторону и сделал молниеносный выпад в ответ. Его тонкое и острое, словно игла, оружие жалом скользнуло под доспехи бурграфа, оставив багровое пятно, похожее на утреннее солнце.
Читать дальше