— Ну что, — сказал он после того веселым голосом, — а теперь к делу.
— Начнем с моего дома, который также является собственностью его величества, поскольку дан мне его милостью, — сказал бурграф.
— А может, с пушек и пороха? — почесывая затылок, спросил урядник.
— Успеем, пане Бень, успеем, — сказал комендант, — дайте себе покой.
— Так-то и так, — сказал тот и двинулся вслед за хозяином.
Они посчитали мебель и картины, сундуки и часы, что достались Белоскорскому от предыдущего бурграфа.
— А еще — два привидения, — добавил комендант. — Они живут в моем доме, но я не знаю где. Умерли, говорят, лет сорок назад…
Пан Бень вытаращил глаза, но в тот же миг появился слуга с пивом, и он лишь махнул рукой.
— Привидения, говорите? Так и запишу: «Двое душ умерших… Когда? Так… 1527 года Божьего от чумы…»
И шепотом добавил:
— Может, это не хозяин, а я с ума сошел? Пива бы пить меньше… А может, больше…
Далее они вышли из дома и двинулись к кухне. Пан Бень уже не мог идти прямо по кладкам, а месил сбоку грязь.
— Кучки, — обратил его внимание бурграф, — запишите, пан Бень, и их.
— Вправду, — сказал тот, — погодите-ка, я их посчитаю…
С этими словами пан Бень под громкий смех кухарок бросился бегать за свиньями, а поскольку те каждый раз разбегались кто куда, он частенько останавливался, почесывая пером в затылке.
— Или это так долго считать пару кучек? — смеялись кухарки — веселые женщины с распахнутыми и потными пазухами.
— Пару? — удивился Бень. — Да их тут двадцать, не меньше!
— Пусть будет двадцать, — окликнул бурграф. — Пишите, Бень, и идем на кухню.
— Записал! — ответил урядник и двинулся прямо к девушкам.
Те, лишенные мужского внимания, рады были и такому поклоннику. С веселым визгом стайка нимф вбежала в кухню. Даром что пузо заняло чуть ли не полкухни, благодаря своей щедрости пан Бень успевал привечать всех.
Много еще выпил и записал в тот день чиновник из магистрата. Когда он захрапел в конюшне, перечисляя лошадей, бурграф позвал к себе слугу и сказал:
— Скажи драбам, чтобы пана не трогали, но присматривали. Бьюсь об заклад, его и волы не перетянут в приличное место. И еще отправь посланника в ратушу, передай бургомистру, что я согласен и жду.
Тот молча кивнул и двинулся выполнять поручения…
А пан Бень мирно спал, улыбаясь, как ребенок.
«…А во дворе, — написал он, — свиней видимо-невидимо, бесчисленное количество… И все, как одна, хитрые, что сосчитать их нельзя. В погребе стоит бочка с капустой, еще одна — с квашеными яблоками, что их осталось сто с лишним штук, и бочка с рыбой…Только та была такая старая и вонючая, что считать я ее не смог. А еще девушки, что их было трое душ. У каждой — перси упругие и свежие, как молодые груши. А что в кухне было жарко, то я мог считая и ошибиться».
Служанка попросила разрешения зажечь еще одну свечу. Ляна подняла на нее усталые глаза и едва слышно спросила:
— Зачем, Вирця?
— Я не вижу ваших волос, пани, — объяснила девушка, — кажется, будто расчесываю саму темноту.
Хозяйка улыбнулась.
— Тогда зажги…
Служанка наклонила горящий подсвечник к другой, спящей свече, которую огонь мигом пробудил. Несколько капель воска, что падали на стол, девушка ловко поймала в ладонь и застывшими крошками положила под пламя.
— Не больно? — спросила пани.
— Да нет, — весело ответила Вирця, — печет недолго.
Темнота глубже забилась в уголки, и в комнате стало светлее.
Служанка положила на стол деревянный гребень и, откинув волосы девушке за плечи, спросила, готовить ли их ко сну.
— Нет, Вирця, — ответила Ляна — я же говорила, что не буду спать. Заплети косу…
Веселунья закусила розовую губку и снова взялась за работу.
— Ой, пани, — через минуту снова весело отозвалась она, — но, право, ничего не вижу…
Голос ее звучал, как весенний ручеек.
— Хватит, Вирцю, — вздохнула панна, — не до озорства мне. Плети…
Коса была заплетена. Она нежно касалась тонкой Ляниной шеи и сбегала дальше, поверх ее платья, что в темноте казалось серым, а однако было любимого белого цвета.
Панна поднялась, мелькнув грацией высокого, тонкого стана и упругой груди.
— Пан Гепнер в гостиной? — спросила она.
— За дверями, — озорно улыбнулась Вирця.
— Как я тебе? — Ляна поднесла свечу к лицу, на котором уже сияла улыбка.
— Вы очаровательны, — со всей искренностью ответила служанка.
— Лукавишь? — переспросила хозяйка, идя к дверям.
Читать дальше