Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

Лекарь побледнел, но ответил спокойным, слегка сдавленным голосом:

— Раскапывал могилу, как вы, возможно, заметили.

— А моя дочь?

— Кто, простите?

— Ляна. Что она делала рядом с тобой?

Новый приступ кашля заставил Шольца отпустить горло лекаря и вернуться на свою кровать.

— Черт бы тебя побрал! — простонал он уже оттуда. — Ее за это обвинили в колдовстве!

Теперь уже лекарю пришлось искать руками опору, хотя никто его больше не душил.

— Послушай меня, шарлатан, — перешел к угрозам Шольц, — если тебя не отправит на тот свет инквизиция, я собственноручно сдеру с тебя живьем шкуру! Понял?

Доминик не слушал. Он молча кланялся, не протестуя и не оправдываясь.

— Не стоит медлить, — сказал Христоф, осторожно прервав брань Шольца.

Тот, тяжело дыша, поднялся на ноги. Обхватив голову руками, словно пытаясь втиснуть внутрь мысли, которые оттуда расползались, он едва слышно молвил:

— Лучшее место, где можно спрятать девушку, — Высокий Замок… Надо предупредить коменданта…

— С вашего позволения, мой пане, — сказал Христоф, — я соберу городских гайдуков.

— Они уже долго слоняются без работы, — сказал Шольц, — даже не знаю, где их нечистый носит.

— Я найду их…

Бургомистр сел за стол и принялся писать. Курьер тем временем приблизился к полуживому лекарю и тихо проговорил:

— Вы ловко фехтуете?

— Мечом не хуже, чем ланцетом, — горячо отозвался тот.

— Мне понадобятся ваши услуги. Девушка сейчас в городе?

— В моем доме.

— Будьте готовы отдать за нее жизнь.

— Излишне про это говорить.

— Не отходите от нее ни на шаг, а как только увидите внизу, возле вашего дома, карету, проведите ее туда. До встречи.

— Благослови вас боже.

Лекарь тихо вышел из комнаты, бесшумно закрыв за собой двери. Чуть позже из дома бургомистра вышел Христоф, а вслед за ним — посланник в Высокий Замок. Все трое разошлись в разные стороны, так что даже внимательнейший наблюдатель не смог бы и подумать, что их объединяла одна общая цель.

Пан Бень и понятия не имел, какое важное дело ему поручили. В конце концов, если бы он и знал, что был единственным, кто подвернулся под руку бургомистру, то навряд ли утешился бы с того. Он направлялся к Высокому Замку делать очередную перепись имущества крепости. А еще нес в кожаной сумке свернутый и запечатанный свиток для бурграфа, что его тот должен был получить в собственные руки. Иначе Якуб Шольц обещал все ужасы ада…

Пан Бень был глубоко обижен таким лишним напоминанием про его обязанности. Однако адские картины, нарисованные осатанелым бургомистром, гнали его вперед, заставляя миновать все корчмы и заезды. И даже всемогущий винный дух, что доносился оттуда, не мог его остановить. Корчмари, что встречали его широкими улыбками и раскрытыми объятиями, через миг провожали Беня гримасами удивления. Они не узнавали в своем частом посетителе того, кто прошел мимо них, даже не поздоровавшись.

За Краковскими воротами он окликнул возницу и тяжело грохнулся в бричку. Следует отметить, что с широтой души и сердца пана Беня могли сравниться только ширина его плеч и размеры брюха. Поэтому когда он умостил свои добродетели в бричку, она заскрипела так жалостливо, что конь удивленно насторожил уши, предчувствуя недоброе. Предчувствие несчастного животного оправдались, как только возница, сплюнув, воскликнул: «но».

Бричка медленно прокатилась Старым Рынком, миновала костел Иоанна Крестителя и, так же едва двигаясь, объехала Лысую Гору. Высокий Замок мрачно выглядывал своими стенами и башнями из-за густого смешанного леса, что обволакивал его подножие.

Дорога стремительно направилась в гору, и бедной кляче пришлось туго. Она хрипела и мотала головой, время от времени спотыкаясь о коварные камни. Встревоженный возница соскочил на землю и взялся толкать бричку сзади. Пан Бень оказался в очень неудобном положении. Он не мог вылезти вслед за возницей, потому что тогда брюхо потянуло бы его вниз и он скатился бы, как большой валун. С другой стороны, из-за своей доброты, он слезно жалел взмыленную лошадку.

Замковая стража еще издалека услышала о приближении экипажа. Когда титаническими усилиями всем троим удалось взобраться на вершину, несколько вооруженных драбов (наемных пехотинцев) вышли им навстречу. Сморенная кляча повалилась всем телом на землю, рядом с ней распластался возница, проклиная все на свете, а прежде всех — зажиревший магистрат.