Олег Яковлев - На златом престоле

Человек прямой, презирающий всякие хитрости и недомолвки, грохнул Мстислав ладонью по столу, отбросил в сторону грамоту, поднялся с грозным видом со стольца, рявкнул свирепо Семьюнке:

— Ни единому слову твому и князя твово не верую! Лжа! Всё лжа еси!

С досадой отметил про себя Мстислав, что он намного ниже галицкого посла ростом и вынужден смотреть на него снизу вверх, задирая короткую ровно подстриженную бороду.

По рядам волынских бояр прокатился недовольный шумок. У многих обильные рольи на пограничье с Галичиной, многие жаждали мира с соседним княжеством. Не сговариваясь заранее, вставали один за другим, молвили веско, твёрдо:

— Князь галицкий прав. Довольно ратей.

— Живого места на земле не осталось.

— Сказано пророком: «Перекуём мечи на орала».

— Которое лето воюем безлепо.

— И про Давидовича правильно посол баил. Волк он.

— Киевский стол издревле за Мономашичами. Так повелось.

— Нечего, княже Мстислав, Дорогила свово слушать. У него волостей на Волыни немного, чужой он здесь, пришлый, служивый.

— А наши деды ещё землю сию отстояли — от угров, от ляхов, от обров!

Поддержал бояр владимирский епископ. В чёрной мантии, в клобуке с окрылиями на голове, громовым басом он изрёк:

— В худом доселе князь Ярослав замечен не был. Даже когда ходил в воле суздальского Юрия, старался кровопролитья избегать. Мир творить тебе надо, княже.

— Лучше под боком союзника иметь, чем с ненадёжным Давидовичем дружбу водить, — вставил один из бояр.

Мстислав опустился обратно на столец. Глядел исподлобья на думцев своих, на Семьюнку, которому небрежным взмахом десницы велел сесть на лавку, снова разворачивал грамоту, читал на сей раз внимательнее, медленнее, старался за словесами о мире угадать скрытый смысл.

«Зачем ему ентот соуз? Чего хочет? Чего добивается? Киев в руках Давидовича. Он думает принудить его выдать Берладника. В сем, что ли, дело? Нет, мелко. Ярослав — он крупнее, значительнее. Готов отдать Бужск, поделить погорынские городки. В чём здесь хитрость?»

После мучительных размышлений Мстислав объявил боярам:

— Еду в Зимино. Сам с галицким князем перетолкую. Тогда и порешу, как быти.

Он хлопнул ладонями по подлокотникам, коротко приказал собираться, снова вскочил и скорым шагом направился в сени. Не привык решительный и порывистый Мстислав откладывать и подолгу обдумывать важные дела. Тотчас велел седлать статного богатырского скакуна, на ходу набросил на плечи алое корзно. Холоп быстро и умело застегнул на правом плече серебряную фибулу. Другой подставил спину, помогая влезть на коня, третий заботливо вдел княжескую ногу в тимовом сапоге в стремя, четвёртый подал начищенный до блеска меч в обшитых красным сафьяном ножнах.

Во главе отряда старшей дружины вынесся Мстислав за ворота двора, проскакал по улице, по мосту через первый и второй ров; вздымая пыль, помчался галопом по шляху.

Вот уже и Зимино впереди. Спрыгнул Мстислав наземь, пошёл твёрдым воинским шагом к крыльцу, а навстречу ему уже спешил высокий долгобородый молодой человек в княжеской шапке с бобровой опушкой, в таком же корзне пурпурном. На устах его играла улыбка. Много людей толпилось вокруг — гридней, отроков, челядинцев, но смотрел Мстислав только на него одного, смотрел пристально, словно примериваясь, прикидывая, тот ли это владетель, с коим можно и нужно пребывать в союзе и дружбе.

Они долго спорили в палате, ходили из угла в угол, размахивали руками. Мстислав с гневом вспоминал прежние обиды, Ярослав призывал забыть прошлое, жить сегодняшним днём и думать о грядущем землеустройстве.

— Думаешь, я всё это затеял из-за Берладника? Да, и из-за него тоже. Но не только в нём дело. Я — князь, боронить и украшать землю поставлен я Господом. Киева не добиваюсь. Хочу одного: чтобы моя земля, Галичина, в мире и достатке жила. Тогда и власть настоящая будет, и влияние, и уважение соседей, — проникновенно говорил Ярослав.

Он прямо и без страха смотрел в светлые безжалостные глаза Мстислава — глаза воина, ратника, умевшего убивать, правильно строить полки в поле, глаза упрямого честолюбца, которому когда-то он уже переступил дорогу, глаза умные, но опалённые гневом былых обид.

— И люди прославят тогда и меня, и тебя, и наше время. Стань, княже Мстислав, выше мелких свар и ссор, подумай о земле своей — о Волыни. Негоже превращать этот благодатный край в поля бранные, в места раздоров и усобий гибельных. Протяни мне длань свою — сильную длань воина. Пусть длань эта будет не только меч держать, но и руку мою, руку друга!