Олег Яковлев - На златом престоле

— Вот, княже, сыны мои. Старшой, Роман, — указал Мстислав на черноволосого мальца лег четырёх, одетого в зелёный кафтанчик, перетянутый пояском с золотой нитью. — Второй — Святослав. А молодший — Ярополк.

Крохотный Ярополк, завёрнутый в пелёнки, шевелился на руках у матери. Широко раскрытыми глазками, прозрачными, с синевой, какие бывают у маленьких детей, смотрел он на окруживших его бородатых людей. В эти мгновения, конечно, Ярослав не знал, не догадывался, сколь много неприятностей доставит ему этот сейчас грудной Мстиславов отпрыск.

Княгиня Агнесса Болеславна, красивая чернобровая молодица, рослая и дородная, с живыми чёрными глазами и крупным носом с горбинкой, добродушно предложила Ярославу отобедать у неё в покоях. Она спрашивала об Ольге, о детях, Ярослав отвечал односложно и всё хвалил молодую княгиню за её красоту и ум, вспоминал, как она, совсем юная, самолично управляла стольным Киевом по поручению дяди Ростислава. В словах Ярослава была не лесть, а истинное восхищение, Агнесса это поняла и ответила ему приятной светлой улыбкой. В Мстиславовой княгине Ярослав обрёл друга, и это тоже в будущем окажется немаловажным.

В Галич он возвращался полный надежд. А прозвище «Осмомысл» опережало князя, летело, передавалось из уст в уста. И он радовался, искренне, без всяких задних мыслей, он чувствовал, понимал, знал, что разумная мирная политика его начинает приносить плоды. Меж западными русскими князьями учинён был крепкий союз на долгие лета.

Пока шли в Зимино трудные переговоры, Избигнев находился около Ярослава. Он провожал во Владимир Семьюнку, напутствовал, советовал, как вести себя с волынскими боярами, благо опыт посольских дел кое-какой да имел.

— Постарайся, друже, повстречаться с кем ни то из ближних мужей Мстиславовых. У княгини Риксы совета испроси. Умная она жёнка, Рикса, — наставлял товарища Избигнев. — Не все такие, как Дорогил. Есть бояре и дружинники разумные. Князь Мстислав, думаю, против воли ближников своих не пойдёт. Они — его опора. Ну, с Богом.

Они простились. Семьюнко выехал из ворот вместе с возком Риксы. Избигнев, приложив к челу ладонь, смотрел, как клубится вослед вершникам густая дорожная пыль.

Он вернулся в хоромы, стал неторопливо подниматься по ступеням крыльца в сени, когда вдруг услышал странное дивное пение. Тонкий женский голосок, звонкий и нежный, старательно выводил незнакомый напев. Избигнев прислушался. Не латынь, не греческий. Неведомо, на каком языке пела женщина.

Он заглянул наверх, осторожно просунул голову в дверь покоя, откуда доносились столь чарующие взволновавшие душу звуки. Взору его предстала юная девица в белом суконном платье, с украшенным самоцветами серебряным венцом в белокурых непокрытых платом волосах. Тонкий стан, перетянутый шёлковым пояском, белоснежная кожа лица, высокое чело, короткий немножко вздёрнутый носик, маленькие руки с тонкими перстами, уста алые, как ягодки рябины, — застыл восхищённый Ивачич на пороге. Смотрел зачарованно, слушал, забыв обо всём — о делах, о грядущих нелёгких переговорах, о том даже, что не следовало вот так стоять здесь недвижимо в дверях.

Девица, заметив его, вскрикнула и оборвала пение. Изумлённо уставились на Избигнева светлые серые глаза.

— Ты кто? Что здесь делаешь? — спросила она.

Говорила девушка по-русски с сильным акцентом, растягивая гласные.

Избигнев молча поклонился ей в пояс, приложив руку к груди.

— Кто еси? — потребовала ответа девица.

— Из Галича я, — вымолвил, наконец, восхищённый Избигнев. — Извини, услыхал твой голос, не удержался. Я... я уйду. Не смею мешать тебе.

— Нет. Не уходи, — решительно замотала головой девушка.

«Сирена она, что ли? Вот так заворожит, собьёт с толку, и сойду я с ума, — подумал Избигнев, вспомнив старинный греческий миф. — Да нет же! Экая глупость в голову лезет! Дева, как дева. Хороша собой. Какая там сирена!»

Он усмехнулся собственным нелепым мыслям.

Девушка удивлённо вскинула тонкие брови:

— Что, смешно?

— Нет, нет. Это я... разное думаю... Ты... ты, красна девица... Прости, обидеть тебя не хотел. А токмо... слов не нахожу... Не умею...

Щёки Избигнева покрыл густой румянец смущения.

— Как тебя звать-величать, добр молодец? — улыбаясь, спросила девица.

— Избигнев аз, Ивачич.

— А я — Ингреда, — как-то просто, по-будничному отозвалась девушка.

— Ты, верно, приехала сюда из земли свеев? Вместе с княгиней Риксой?