Олег Яковлев - На златом престоле

Ловы учинил и пригласил сюда князя Ярослава, его ближних бояр и отроков Чагр. Сам родом половец, ведущий род свой от белых куманов, боярин старался тем самым выказать Ярославу свою преданность, подчеркнуть лишний раз, что к Башкорду и иже с ним не имеет он ни малейшего отношения.

Ловы выдались удачными, завалили дружинники в роще свирепого вепря, а на скальном гребне выследили и взяли на рогатину матёрого громадного медведя. Многоценную шкуру сего зверя Чагр торжественно преподнёс в дар князю. Кланялся Ярославу до земли, говорил о том, что Русь давно стала для него и его семьи родным кровом, а степные обычаи ещё отец и дед его, служившие отцу и деду Осмомысла, отринули как чужое и враждебное.

Всё правильно говорил боярин, щеря в улыбке мелкие, как у кошки, зубы, да слишком уж старался, больно уж льстивы были его речи. Чего-то добивался от князя хитрый белый куман, что-то хотел выгадать для себя. Но что, Ярослав покуда не понимал. Не мог он раскусить Чагра, а потому держался настороже. Пожалел, что проведчик Семьюнко остался в Галиче — тот бы, глядишь, чего и вызнал.

Не верил Ярослав боярам, помнил былые заговоры их и козни, помнил, как упорно боролся с их властью долгие годы покойный отец. Нет-нет, да приходили на память отцовы слова: «Расколоть их надобно, сыне, не дать набрать силу».

Расколоть... Легко сказать... Затаились ныне многие, сидят тихо, ждут часа удобного...

Утро выдалось солнечное и тёплое. Дышалось легко, свободно, и не хотелось Ярославу думать о кознях и интригах. Сладко улыбающееся круглое лицо Чагра было смешным и в то же время неприятным.

«Господи, чего он так пресмыкается! Если что надо, говорил бы уж!» — думал с недовольством, тщательно упрятанным за деланной ответной улыбкой, Осмомысл.

Он тронул боднями белого фаря, поскакал вперёд, по проложенной вдоль ручья просеке. Густые тени дерев падали на тропу. Рысью мчался князь, взмывая с холма на холм. Сзади скакали отроки, везли в обозе богатые охотничьи трофеи.

Сам Ярослав ловы не особенно жаловал. Не был он охотником, не любил рисковать собой, бросаясь с рогатиной на медведя или уворачиваясь от клыков дикого кабана и рогов ярого тура. Другое дело, что ловы немного отвлекали от тяжких державных дум, от забот об устройстве своей земли и потому были важны и даже необходимы ему.

Расступился лес, широкое поле открылось впереди, ветер засвистел в ушах Соловьём-разбойником. Дорога круто пошла вниз, пересекая песчаные террасы и выводя к берегу среброструйного Днестра.

Кони дружинные с довольным фырканьем устремлялись в воду. Брызги летели во все стороны. Ярослав спешился, поднялся по реке чуть выше, набрал в ладони воды, жадно попил, ополоснул лицо.

Всё вроде шло хорошо. Он выгнал из Киева вздорного Давидовича, победил в жаркой сече половцев, раскрыл боярский заговор, отбил нападение берладников. Заключил, в конце концов, союзные договоры со всеми ближними соседями. Но чего-то душе и сердцу не хватало. Чего, и сам сразу понять не мог.

Ярко светило на голубом небе солнце. Близил полдень. С реки дул лёгкий ветерок, ласкал разгорячённое скачкой чело. По телу растекалась благодать. Всё-таки Чагр — молодец! Ублажил, вовремя учинил эти ловы, отвлёк от дел. И князь, обернувшись, едва ли не впервые улыбнулся ему широко и добродушно, а не через силу. Проницательный боярин, видно, приметил перемену княжьего настроения. Подъехал поближе, ловко спрыгнул с седла, предложил:

— В Галич воротимся, прошу в гости, светлый княже! На пир!

Ярослав милостиво дал на это своё согласие.

...Пировали на широкую ногу, весь цвет галицкого боярства собрался под крышей Чагрова терема. Светлы и просторны хоромы боярина, хоть и не столь велики вроде бы. Но всех, кого надо, вместили, и тесно не было. Во время трапезы улучил хлебосольный хозяин мгновение, привёл в горницу и представил Ярославу двоих дюжих хлопцев — сынов.

— Чада мои, Лука и Матфей. Хочу просить тебя, взял бы ты их, светлый княже, к себе на службу. Пользу тебе принесут. Гонцы, биричи, послы...

Вслед за Лукой и Матфеем подвёл Чагр к Осмомыслу черноволосого кустобородого юношу, внешне сильно смахивающего на половца.

— Племянник, Акиндин. Сестры покойной сын. Силу в дланях имеет неимоверную. Просится в дружину. Примешь?

— Отчего не принять? Всех приму, коли желание имеют.

Акиндин упал на колени, стукнулся лбом о пол. Промолвил громким хриплым голосом:

— Спасибо, князь!

Пировали с утра до глубокой ночи. Стольники разносили яства. Среди прочих обратил внимание Ярослав на невысокую девочку-подростка в цветастом саяне с узорочьем по вороту и рукавам. Вроде девочка как девочка, много таких вокруг. Ну, личико смазливенькое, глазки серенькие чуть с раскосинкой, носик прямой и тонкий, светленькая косичка за спиной, а что-то было в ней завораживающее, отчего-то заходило толчками в груди сердце.