Бенито Гальдос - Кадис

– А я хочу, чтобы мне помешали.

– Зачем?

– Чтобы силой вырвать ее из цепких когтей, чтобы смести все преграды, воздвигнутые между нами религией и национальностью; чтобы расхохотаться в лицо дюжине епископов и сотне спесивых дворян, чтобы одним пинком разрушить десяток монастырей, насмеяться над славной историей семнадцати веков христианства и восстановить первобытное состояние.

Он говорил, сжигаемый лихорадочным жаром, а я в душе только потешался над ним.

– Испания – прекрасная страна, – продолжал он. – Эта сволочь из кортесов погубит ее. Я бежал из Англии, спасаясь от моих земляков с их крикливыми парламентскими диспутами о ценах на хлопок и муку, и нашел наслаждение в этой стране, где вместо пузатых фабрикантов я увидел изящных щеголей; вместо суровых полисменов – ловких мошенников и контрабандистов; вместо боксеров – тореро; вместо кончивших академию генералов – партизан; вместо наших постоялых дворов я нашел здесь монастыри, исполненные поэзии, а вместо сухопарых, помешанных на этикете лордов – испанских дворян, распивающих с красотками вино в тавернах; вместо наших философов и педантов я увидел миролюбивых бездельников монахов; вместо горького пива – светлое пламя вина и, наконец, непостижимую душу страны… Ах, друг мой, мне надо было родиться в Испании! Если б я родился под этим солнцем, я был бы сегодня партизаном, а завтра нищим; на рассвете – монахом, а после полудня – тореро; махо [86] Махо – горожанин, выходец из народа, элегантно одевающийся, бойкий и смелый. и пономарем в женском монастыре; аббатом и петиметром [87] Петиметр – тщеславный щеголь, рабски следующий моде. , контрабандистом и грабителем с большой дороги… Испания – страна обнаженной Природы, безудержных, не знающих узды страстей, сильных чувств, добра и зла, страна привилегий, за которые ведется вечная неустанная борьба… Я люблю ваши старинные крепости, они воздвигнуты Историей для того, чтобы я получил наслаждение брать их приступом. Мне любо дразнить норовистых, упрямых испанцев, бросать вызов опасности, играть с огнем, издеваться над логикой, делать невозможное возможным, достигать недоступного, сметать суровые преграды нравственности; мне по душе спорить и тягаться с бурей, не зная, выйду ли я целым и невредимым из ее гибельных водоворотов. Мне любо услышать: «Ты не пройдешь», – и ответить: «Пройду».

Я ощущал небывалый жар в голове, кровь пылала в моих жилах. Слушая лорда Грея, я испытывал неодолимое желание сбить с него спесь.

– Так нет же, не пройдете! – сказал я надменно.

– А я говорю, что пройду.

– Мне нравятся прямые, справедливые, честные люди, я ненавижу безумцев с их нелепыми, высокомерными притязаниями. Там, где я вижу гордеца, я делаю все, чтобы унизить его; там, где я вижу злодея, я убиваю его; там, где я вижу наглого чужака, я изгоняю его.

– Дружище, – сказал мне англичанин, – похоже, мансанилья бросилась вам в голову. По примеру Ломбрихона и Вехарруко я спрашиваю вас: «Голубчик, уж не мне ли вы это говорите?»

– Вам.

– Разве мы не друзья?

– Нет, мы не друзья, мы не можем быть друзьями! – воскликнул я в пылу опьянения. – Лорд Грей, я ненавижу вас!

– Еще глоток вина, – насмешливо произнес англичанин. – Вы сегодня необыкновенно дерзки. До того, как мы сели за стол, вы собирались кого-то убить.

– Да, да… и этот человек – вы.

– Но почему я вдруг должен умереть, друг мой?

– Потому что я так хочу, лорд Грей, немедля выбирайте место и оружие.

– Оружие? Ну что ж, стакан хереса.

Вне себя я вскочил и, полный решимости, занес стул над головой лорда Грея; но лорд Грей продолжал сидеть, невозмутимый, равнодушный к моей ярости, такой спокойный и улыбающийся, что мой пыл внезапно угас, и я не смог обрушить удар на ненавистного врага.

– Успокойтесь. Мы будем драться, но только позже, – сказал он и весело расхохотался. – А сейчас я открою причину этой дикой вспышки гнева и жажды убить меня. Горе мне!

– Говорите.

– Всему виною юбка. Предполагаемое соперничество, сеньор дон Габриэль.

– Выкладывайте все разом! – воскликнул я, снова чувствуя прилив безудержной отваги.

– Вы ревнуете и чувствуете себя оскорбленным, воображая, будто я отбил у вас вашу даму.

Я молчал.

– Ничего подобного, друг мой. Продолжайте спокойно наслаждаться радостями любви. Помнится, вы говорили Поэнко, что охотитесь за Марией де лас Ньевес – право, ей больше пристало бы называться Марией де лос Фуэгос [88] Мария де лас Ньевес – буквально: Мария Снежная, Мария де лос Фуэгос – Мария Огневая. . Вам кто-то шепнул, будто я… как тут сказал Поэнко: «…и прочее и прочее». Друг мой, сперва Мария мне и в самом деле нравилась, но как только я замечаю, что девушка приглянулась другому, я тотчас отказываюсь от нее. Уж таков мой обычай, я называю его благородством души. И знайте, что это не первый случай в моей жизни. В знак примирения разопьем еще одну бутылку.