Леонид Рахманов - Люди - народ интересный

Словом, как-то под вечер я очутился на палубе буксирного колесного парохода; никто меня не провожал, багажа у меня тоже не было: краюшка черного хлеба и пяток крутых яиц в узелке- вот и все. Когда пароход двинулся вниз по реке и нас стал обвевать ветерок, я сразу почувствовал, что оделся не по сезону: вечер и очень скоро наступившая ночь оказались чертовски прохладными. Внутренних помещений, если не считать двух служебных кают, на буксире не было, в машинное отделение и в тесную рубку для рулевого я, конечно, не посмел сунуться; пришлось самосильно греться на палубе, прижавшись спиной к пароходной трубе. Монотонное шлепанье колесных плиц, темные берега, мглистая пустыня реки, беззвездное небо- все настраивало на сон9 пусть стоя, как лошадь), но речной холодок и ожидавшая меня завтра неизвестность поневоле бодрили.

Не помню, за сколько часов наш тихоход одолел сорокаверстное расстояние - полагаю, часов за пять-шесть. Пристани вблизи техникума не было. Он находился, сказали мне. где- то на той стороне реки, в глубине леса, - утром как- нибудь доберусь; а сейчас пароход причалил к помосту у дровяного склада, чтобы заправиться топливом. Живший рядом со складом бакенщик- пожилой мужик не слишком трезвого вида -согласился пустить меня переночевать, и я до утра промаялся на узкой лавке под пьяную болтовню хозяина и его гостей.

Утром я упросил одного из этих парней перевезти меня через реку; за рубль он даже взялся доставить меня к тому месту, откуда ведет дорога к техникуму ( версты три от бакенщика). Парень меня ни о чем не расспрашивал, зато не переставая ругал уключину:

-Визжишь, сука! Визжишь, сука!

Словечко было другое, покрепче, но произносил он его без малейшего гнева и раздражения- видно, по привычке. Мне очень хотелось посоветовать ему смазать скрипевшую уключину жиром, но я промолчал: погода располагала к добру и миру- тихо, солнечно- настоящее бабье лето.

И вдруг произошла нежданная встреча: наперерез двигалась другая лодка, в которой я увидел братьев Захаровых- Володю, постарше меня и своего ровесника, Тюшу. Оказывается, они уже побывали в техникуме( папа нарочно мне не сказал, что Захаровы отправились туда за день до меня!) и разузнали: прием учащихся на нынешний год закончен, двадцать человек набрано и занятия начались… Что оставалось мне делать? Добраться до техникума и выслушать такой же ответ

Или удовлетвориться захаровским сообщением и поворачивать оглобли? С минуту я колебался, испытывая противоречивые чувства, проще сказать, неловкость… неловкость перед папой и перед собой: быть совсем рядом и не только ничего не добиться, но и ни черта не увидеть- что это за лесной техникум, как учат там гнать смолу, деготь, вар…

Братья не скрывали своего удивления: что я, не верю им? Приема нет-все! Поехали домой! Чего прохлаждаться?

С облегчением я подчинился этой простой логике И лишь я успел расплатиться с парнем, пересесть в захаровскую лодку, как подоспела новая неожиданность: навстречу нам, стало быть, из Котельнича, шел вниз по реке небольшой, чистенький (не чета вчерашнему буксиру) пассажирский пароход. Людей на палубе не видно- не сезон,- но мне вдруг захотелось каким –нибудь чудом стать пусть единственным его пассажиром.! А что, если- дерзко подумал я,- что если махнуть в Сорвижи? Повидаться с моей любимой тетей Саникой ( о ней речь еще впереди, в главе об отце), обновить впечатления об этом живописнейшем месте, где не был с детства? Все- таки моя поездка чем- то завершится, не будет противного ощущения неудовлетворенности таким скоропалительным возвращением домой.

Я поделился этой идеей с Захаровыми. Мы принялись отчаянно сигнализировать руками, веслами курткой, и – о, чудо!- пароход послушно застопорил; братья помогли мне взобраться на его сравнительно низкую корму, мы наскоро попрощались и я отбыл в Сорвижи, проявив таким образом свободу воли и продлив свою самостоятельность.

Меня, разумеется, не ждали, но встретили радостно, особенно тетя Саника, и провел в гостях несколько дней. Первое время погода была прекрасная,я часами гулял по окрестностям или сидел на поросшем густым сосняком и елями высоченном обрыве и любовался рекой, заречьем. Что-что, а созерцать я умел…

Подумывал я и о своем будущем, подумывал не без тревоги: что предпринять, чем заняться до будущей весны? Может, отправиться все же в Москву? Знакомый папе инженер недавно рассказывал, что в столице открылось своеобразное учебное заведение получастного типа- электротехнический институт Каган- Шабшая: студенты не только учатся, они круглый год работают на заводе и по окончании курса становятся инженерами- практиками. Чего же больше? Прекрасно! Остается проверить- если такой завод- втуз не легенда, то как в него можно попасть? Кстати, годы спустя я услышал, что специалист с такой странной фамилией- Каган-Шабшай действительно существовал, но был ли такой институт и что стало с ним дальше- не знаю.