Фаина Гримберг - Судьба турчанки, или времена империи (триптих) - Призрак музыканта, Врач-армянин, Я целую тебя в губы

— Я не знаю, должна ли я это тебе рассказывать, Наджие , — Сабире хмурится, — Наверное, не должна. Но я уже немного узнала тебя. Ты чистая, искренняя, добрая...

— Не надо, не надо! — я резко протестую.

— Не возражай. Это правда. И поэтому я все же решилась рассказать тебе. Я уверена, что это не принесет вреда ни тебе, ни Джемилю, ни твоим родителям.

Я начинаю волноваться.

— Что случилось с Джемилем? Какая-нибудь финансовая афера? Долги? Но право, Сабире, не знаю, откуда тебе может быть известно такое, но я вовсе не хочу в это влезать. У Джемиля дела с отцом. Пусть они сами...

— Нет, Наджие, это совсем не то, что ты думаешь,— роняет Сабире и замолкает.

Мне делается любопытно. Сейчас я, как ребенок, начну просить ее, упрашивать, чтобы она мне все рассказала. Кажется, она этого и добивалась — чтобы я сама попросила ее все рассказать. Я уже давно заметила, что я не умею, что называется, владеть разговором; я слишком занята собой, своими мыслями и переживаниями; поэтому я не умею вести беседу в нужном мне направлении, добиваться от собеседника определенной реакции. Надо этому научиться. Но сейчас... Что дурного в том, что я попрошу Сабире рассказать мне все? Ну, на этот раз удовлетворю свое любопытство, а уж после в разговорах с Сабире буду внимательно следить за собой.

— Расскажи, Сабире. Что это за страшные тайны у Джемиля? В конце концов мы — муж и жена, и его поведение имеет какое-то отношение ко мне.

— Прости, Наджие, что я вынуждена напоминать тебе об этом, но ты ведь говорила, что вы с Джемилем не бываете вместе...

Это напоминание мне действительно неприятно, ведь это, словно свидетельство о какой-то моей ущербности.

— Да, я это говорила, но причем здесь это?

— Может быть, не стоит нам углубляться, я вовсе не хочу причинять тебе боль.

— Нет, пожалуйста, говори все до конца. Да, мы не бываем вместе, фактически это так. И что же?

— Еще раз прости меня. Как я поняла из твоих рассказов о ваших отношениях, Джемиль сильный, даже очень сильный мужчина. Тебе не приходит в голову, что это странно — как он обходится без женщины?

— Ты хочешь сказать, что у него есть любовница? Значит, его отлучки, поездки могут быть связаны с этим? Да нет, не- возможно! Джемиль — человек прижимистый, если не сказать скупой. Не могу себе представить, чтобы он содержал женщину. И он уж вовсе не способен на беспорядочные связи; он не из тех, кто шатается по ресторанам. Да ведь и это обходилось бы недешево. Нет, нет.

— Но, Наджие, с чего ты взяла, что любовница — это непременно рестораны, дорогие тряпки и швыряние денег на ветер!

— Ты хочешь сказать, что женщины обходятся ему дешево? Неужели Джемиль может опуститься до таких женщин? Нет, не верю. И об этом бы знали. А он ведь очень боится моего отца. А ведь шило в мешке не утаишь, от сплетен не убережешься. И потом... Нет, Джемиль не станет тратиться даже на дешевых женщин. Он дрожит над каждой лирой. Из- за какой-нибудь кружевной кофточки он готов устроить мне скандал.

— А ты не задумывалась — почему?

— Ну уж, конечно, не потому, что он тратится на любовниц!

— А может быть, он чувствует себя виноватым, ведь он обманывает тебя и твоих родителей. А когда он ворчит и придирается и находит у тебя все новые и новые недостатки, он как бы делает виноватой тебя; и тогда его чувство вины уменьшается.

— Ну, самый главный мой недостаток — это то, что я не сплю с ним.

Я выпалила эту дурацкую фразу и, конечно, покраснела.

— Ты такая непосредственная, Наджие. Жаль, что ты досталась в жены такому грубому простолюдину. Человек утонченный сумел бы оценить тебя. Но дело серьезнее, чем ты думаешь. Я обо всем этом узнала совершенно случайно. Знаешь ты больницу Зейнеп Кямиль?

— Да это далеко. Нет, я там не бывала.

— И меня вряд ли бы занесло в те места. Но Назмие, знаешь, жена капитана, дала мне адрес прачки, своей мне пришлось отказать, она совершенно не умела крахмалить. Значит, я отправилась по указанному адресу. И естественно, заблудилась в лабиринте этих глухих улочек и домишек с разбитыми стеклами. Наконец, кажется, нашла нужный дом. Стучу. Отворяет женщина. Оказывается, дом прачки рядом. Я перепутала. И тут замечаю в глубине дворика — кого бы ты думала? — твоего Джемиля-эфенди!

— Ну и что? Разве ты не могла ошибиться? Разве он не мог прийти туда по какому-нибудь делу?

— Все это так. Именно поэтому я решила проверить и разговорила прачку. Она была довольна тем, что я ее нанимаю и даю недурную плату, ну и разболталась, выложила все, что знала. Я, будто между прочим, спросила, кто живет по соседству. Сказала, что вот, ошиблась, и соседка указала мне дом. Прачка мне и сказала, что по соседству живет одна везучая молодуха по имени Матлюбе. Прежде она была одной из трех девиц в доме старой Мунисо, такой скромный дом, без драк, без скандалов, и люди туда ходят тихие, спокойные. И вот один из этих спокойных людей женился на Матлюбе. Все честь по чести, брачный договор скрепил кади — духовный судья. «Спокойный человек» купил домишко на имя Матлюбе. Дочке их, Кадрие ее зовут, уже три года. Матлюбе только переживает, что ее супруг, Дурмуш-эфенди, вынужден часто отлучаться, дела у него в провинции. Тут я описала прачке человека, которого видела во дворе. И старуха закивала, мол, это и есть муж удачливой Матлюбе. Твой Джемиль. Ну, каково?