Фаина Гримберг - Судьба турчанки, или времена империи (триптих) - Призрак музыканта, Врач-армянин, Я целую тебя в губы

— Прости, Сабире, это была глупая шутка.

— Да неужели ты думаешь, я поверила? Когда женщина увлекается, она так легко этого не показывает.

А ведь Сабире снова права.

— Но, кажется, ты, Сабире, ревнивая супруга.

— Ибрагим-бей не бросит меня.

— Ты красивая.

— В браке красота не играет такой уж большой роли. У нас ребенок.

Я вижу, что этот разговор неприятен Сабире. С дерева слетает листок, и я начинаю говорить об осени.

По-моему, Сабире не так уж уверена в своем Ибрагиме. Она не так уж богата. Семья живет на деньги, оставленные в наследство его отцом. И что такое ребенок? Люди и с детьми разводятся и заводят вторых жен. Но у меня такое ощущение, что все же что-то связывает этих супругов. Нет, не страстная любовь, не ребенок, не деньги. Что же? Не могу догадаться. Да особенно и не пытаюсь угадать.

Мы договорились — завтра я в гостях у Сабире. Все-таки эта дружба как-то разнообразит мою жизнь. Только не стану больше делать ничего дурного. И никаких вечеров, и никаких загородных домов!

Снова дома, у себя в комнате, дверь заперта. Вот когда я чувствую себя почти спокойно. Почти, потому что у меня всегда неприятное чувство от того, что здесь же, в одном доме со мной, спит Джемиль. Я уже привыкла к этому чувству. Очень люблю, когда Джемиль уезжает и не ночует дома. Сегодня как раз такой день. Пообедала одна в столовой. Сумочку еще не раскрывала. Раскрою сейчас.

Визитная карточка. Такая же, как те две, что я видела прежде. И приписано: «Три часа, четверг». Почти через неделю. Но я не должна была это думать. Не все ли мне равно, когда наступит следующий четверг.

Но откуда этот Сабри мог знать, что я буду в парке Тепебаши? Значит, околачивался у моего дома, следил. Один или даже вдвоем со своим господином? Следил за мной по его указанию. Слуга все знает? Не буду думать об этом. Все равно ему никто не поверит. И в четверг я никуда не пойду.

Сижу в гостиной Сабире. Разговариваем. Нет, не болтаем, но ведем степенную беседу.

Мне стыдно за себя. Вчера я с такой холодностью и подозрительностью думала о Сабире. Сегодня она первая вспомнила мою вчерашнюю неудачную шутку.

— Ты, пожалуй, права, Наджие. Я боюсь за Ибрагима. Мужчинам нельзя доверять. Нельзя перед ними раскрывать себя, свою душу. Но мы вступаем в семейную жизнь слишком юными для того, чтобы понимать это; нам кажется, что, вот, наконец-то, сбылись радужные мечты, родственные души обрели друг друга...

— Ах, Сабире,— перебиваю я,— это у тебя так было. Ибрагим-бей молодой, образованный, ведь он закончил Галата- сарайский лицей, а это не всякому доступно. А я никогда не питала никаких иллюзий относительно Джемиля. Наверное, я просто не создана для замужества, для любви. Побоялась остаться старой девой, вот и вышла замуж.

— Ты — старая дева! Невероятно. Неужели ты не понимаешь, не видишь, какая ты красавица? Это редкостная красота. И притом ты умна, образованна.

— И притом повсюду чувствую себя не ко двору,— горестно добавляю я, — Чувствую себя странной, нелепой, ненужной. Нет, я не из тех, кому суждено счастье взаимной любви. Конечно, мы с Джемилем не можем понять друг друга, мы слишком разные. Нас по-разному воспитали. Но в чем-то мы похожи. Он тоже одинок, у него мрачный взгляд на жизнь, его никто не любит...

— Ты говоришь о муже так, будто любишь его,— заметила Сабире.

— Не люблю. Но не хочу предаваться ненависти, неприязни. Пытаюсь понять его.

— А тебе не кажется,— осторожно начинает Сабире,— что твои попытки понимания несколько умозрительны? Ты живешь иллюзией, будто Джемиль всегда таков, каким ты его видишь в вашем доме. Тебе и в голову не приходит, что у него может быть и другая жизнь.

— Отчего же. Наверное, в конторе, в банке, на бирже он другой. Но все это жизненные сферы, совершенно мне чуждые.

— Я, например, знаю, что у Ибрагима есть свои тайны. Я оставила его в убеждении, будто мне эти тайны неизвестны, но я их вызнала.

— Тайны Джемиля,— я улыбнулась, — Впрочем, у него есть бедные родные, с которыми он не знакомит меня. Но я и не настаиваю. Зачем это мне? Все равно мы с Джемилем далеки друг от друга. К чему же мне узнавать его родных? Он прав, когда не знакомит меня с ними.

Сабире помолчала. Я встревожилась. Вдруг она о чем-то догадывается? Но нет, я просто предельно нервна и мнительна. О чем она может догадываться? Разговор идет о мужьях. Не знаю, какие там страшные тайны может хранить Джемиль, а мою тайну я никому не выдам.