Стейси Холлс - Покровители

– Алиса, – прошептала я, не зная, услышит ли она меня, но она подняла глаза, и я увидела, что она плачет.

Подойдя к кровати, она опустилась на колени рядом со мной. Я попыталась приподняться, но она решительно остановила меня, положив руку мне на плечо. Мы долго смотрели друг на друга, мне хотелось о многом расспросить ее, но силы, потраченные на вопросы, возможно, не стоили ответов, сейчас они уже не имели значения.

– Кора ивы, – пояснила она.

Я вдруг поняла, отчего у меня на языке появился горьковатый привкус, и этот настой, вероятно, помог мне, мои мысли слегка прояснились, а сердце билось ровнее. Мне хотелось смахнуть с ее щек слезы, похоже, она перестала сдерживать их, и они свободно струились из глаз.

– Вам нужно выспаться.

Она поднялась, зашуршав юбками.

Послушно, как ребенок, я закрыла глаза. Вновь зашуршали юбки, на меня повеяло успокаивающим запахом лаванды, и я почувствовала, как ее губы очень мягко коснулись моего лба, ее дыхание теплым ветерком пронеслось по моей щеке.

Я вновь погрузилась во тьму, но это была приятная темнота сна.

Ричард Лоуренс Шаттлворт родился перед рассветом двадцатого дня августа тысяча шестисот двенадцатого года, и в тот же самый день на холме Ланкастера повесили десять ведьм.

Алисы Грей среди них не было.

И выжили мы, все трое, – Алиса, мой сын и я сама – только благодаря Паку, нашедшему путь к Готорпу из тех злосчастных лесных дебрей, хотя они и оказались всего лишь в миле от нашего дома. Его лай возле подвальной двери встревожил слуг, они разбудили Джеймса, он в свою очередь разбудил нескольких подмастерьев, и моя собака провела эту небольшую, освещенную факелами процессию по лесным тропам туда, где я пролежала в грязи до самого рассвета первого дня суда над ведьмами из Пендла. Одного из конюхов – лучшего наездника отправили на самой быстрой лошади в Ланкастер, и он, проскакав галопом сорок миль, нашел в «Красном льве» Ричарда, который уже обошел в отчаянии все городские дома, спрашивая, не видел ли кто-нибудь маленькую женщину с большим животом и огромной собакой. Ведь в оставленной мной записке было лишь сказано, что я вернусь до начала судебного заседания. Он заходил даже к смотрителю замка, Томасу Ковеллу, но слова замерли у него на губах, когда он подумал, что в соседней гостиной может подслушивать Роджер, поэтому, сбивчиво извинившись, он удалился, так ничего и не спросив.

Посланец из Готорпа примчался к нему до завтрака, и Ричард говорил мне, что, услышав цокот копыт лошади по булыжной вымостке двора под окном, сразу понял, что сейчас получит сообщение от меня. Не тратя ни минуты, он тут же выехал домой, летя, точно пущенная по ветру стрела. Он рассказал мне и о том, что, глядя по дороге на лазурные небеса с легкими персиковыми облачками, пообещал себе, что если я выживу, то он закажет мне наряд из парчи тех цветов, что видел тем утром. Он говорил, что давал сам себе всевозможные обещания… если я выживу, то он призовет мастеров для отделки и покраски дома моей матери от погребов до фронтона, закажет для нее новые ковры и целую библиотеку книг, чтобы хватило не только ей, но и ее внукам до конца жизни. Если я выживу, то никогда больше не буду спать одна, если только сама не пожелаю. Наши слуги также послали за повитухой из Клитеро, она приходилась сестрой нашей кухарке. Когда Ричард, запыхавшийся и взмыленный, как и его лошадь, вбежал в дом, она попросту сообщила ему, что не питает особых надежд, ибо Господь, видимо, уже готов забрать меня вместе с ребенком в мир иной. Побелев от ярости, Ричард отправил ее восвояси и приказал слугам отыскать другую повитуху. Перед тем как удалиться с надменным видом, она передала ему бумаги, извлеченные из моей сумочки в складках юбок, еще валявшихся на полу и истоптанных множеством суетившихся вокруг моей кровати слуг.

Именно тогда Ричард пришел к выводу, что единственный, способный спасти меня человек, томится, закованный в цепи, в подземелье замка. Поэтому, даже не сменив дорожный костюм и не задержавшись на ланч, он поскакал обратно в Ланкастер, сознавая, что, возможно, ему уже больше не суждено увидеть меня живой. Оставив лошадь у ворот, оба они уже исчерпали все силы, он ворвался в замок и потребовал, чтобы королевские судьи позволили ему огласить два свидетельства в защиту Алисы Грей, дело которой уже начали разбирать.