Юрий Марченко - Брызги социализма

Следующая экспедиция отправилась на керченские карьеры.

Для экспедиций институт заказывал грузотакси в автоколонне, и новым шоферам приходилось каждый раз прилаживаться к Жекиному характеру, что давалось им нелегко.

Все повторилось — мы ехали, не останавливаясь, а возмущенного шофера Жека успокаивал, говоря, что поужинаем в городе вечером. В Керчь приехали затемно, и столовые уже не работали. Брат сказал, что покупать еду в магазине бессмысленно, так как все равно нужно ехать дальше, к друзьям-геологам в Керченскую экспедицию, там нас накормят, поэтому мы только купили несколько бутылок водки.

Встретили нас, действительно, чрезвычайно радушно, на столе сразу же появилась водка в неограниченном количестве, и закуска: одно яблоко на всех! Шофер начал закипать.

«Да ладно, не беда, утром поедем на карьеры через село, там и купим продукты». Утро после ночной пьянки проспали, приехали в село поздновато, и оказалось, что магазин уже закрыт. Как многие сельпо, он работал 2 часа рано утром и 2 часа вечером. Делать нечего — поехали на карьер. Мы пошли работать, а водителю Жека дал указание — вскрыть ящики в кузове, найти запасы еды и к нашему возвращению приготовить обед. Это вызвало некоторый энтузиазм у шофера, а мы спокойно ушли ковырять скалы.

Вернулись мы часа через три-четыре. Еще издали заметили шофера, который описывал круги вокруг машины. Оказалось, что таким образом он подавлял в себе приступы бешенства. Никаких следов приготовленного обеда не было, хотя вокруг валялись открытые ящики. Из диких сумбурных выкриков нашего Харона мы поняли, что он открыл все ящики, но обнаружил в них только топор и огромный блок хозяйственного мыла.

Мне кажется, Жека делал это специально. Водители грузовиков считались «белой косточкой» среди пролетариата, это были здоровые, сильные и своенравные мужики, прошедшие огонь и воду, зачастую после тюремной отсидки, и требовалось сразу же поставить их на место, во избежание последующих конфликтов.

Вернувшись из этих экспедиций, я напрочь забыл обо всех своих гастрономических фокусах и привередливостях. А столовские котлеты вообще на всю жизнь стали моим любимым блюдом.

Именно брат дал мне уроки разделки птицы, кролика, рыбы и научил импровизировать неплохие блюда из любых продуктов в любых условиях, и это мне очень пригодилось в жизни.

Так во мне до сих пор мирно сосуществуют гурманство отца и непритязательность к пище брата.

Почему бы не вспомнить о колбасе? Колбаса достойна гимна. Правда, такой гимн уже написал Юрий Олеша в повести «Зависть», мне до этого далеко. Просто вспомню этот продукт советской эпохи, который уже никогда не восстановить. И зарубежные колбасы перед ними меркнут, а про наши нынешние и говорить нечего. Только названия и остались, но того вкуса, аромата нет и близко. Не все, конечно, но вспоминаются некоторые особо, как связанные с разными событиями моей жизни.

Прежде всего вспоминается колбаса «Конская», которой нас кормили в пионерлагере. Мне тогда было лет 8—9. Судя по вкусу, конина в ней действительно присутствовала. Наверное, И. В. Сталин, раздраженный преимуществом немецких танков перед конницей Буденного, на которую он возлагал большие надежды, приказал пустить всю эту конницу (жаль, что не вместе с Буденным) на колбасу.

Мне эта колбаса казалась сказочно вкусной, ее давали на завтрак ежедневно. Дома у нас колбаса, если появлялась, то не сама по себе, а в качестве вложения в белорусский кулеш, который часто варила моя мама. Рецепт этого кулеша вы не найдете ни в одной поваренной книге. Он несколько напоминал по виду заваренный картофельный клейстер. Таким клейстером мы клеили обои. С комочками, но главное — этот клейстер божественно пахнул колбасой и обрезками прикопченой ветчины, и съедался очень горячим. Я любил этот кулеш, но, по мере роста благосостояния нашей семьи, мама варила его все реже, а потом и вовсе перестала. Вот с тех пор любой запах копченого мяса вызывает у меня слюноотделение.

Когда я стал постарше, колбаса появлялась на праздники, но опять же, не как индивидуальный продукт, а в качестве составляющего салата оливье, без которого не обходился (и до сих пор не обходится) ни один праздничный стол. Но не конская, а нежнейшая ароматная любительская. Жаль, что в оливье ее добавляли так мало.

Еще вспоминается, как праздник, колбаса под названием «Брауншвейгская». Я учился тогда в институте. Так как я жил на полном мамином обеспечении, то стипендию пропивал, проедал и тратил на книги (представьте, на это все хватало). На Сумской улице ласкал взгляд Тараса Шевченко (по версии Манизера) очень интересный гастроном, в котором появлялись периодически нестандартные продукты.