Феликс Кривин: Брызги действительности

Не успел цыпленок вылупиться, как тот-час получил замечание за то, что разбил яйцо. Бог ты мой, откуда у него такие манеры? Очевидно, это что-то наследственное…

«Мы в ответе за тех, кого мы приручили», — сказала овца, воспитавшая волка. Это были ее последние слова…

Было тихо. Было темно. В темноте — сквозь окно — светились желтые зрачки звезд. В тишине — за окном — притаились какие-то шорохи.

Мышка сказала: «Когда я вырасту большой, я обязательно стану кошкой…»

Понимая всю важность и ответственность своей жизненной миссии, часы не шли: они стояли на страже времени.

Фотопленка слишком рано узнала свет и потому не смогла как следует проявить себя на работе.

«Помещение должно быть открыто», — Глубокомысленно замечает дверная ручка, когда открывают дверь.

«Помещение должно быть закрыто», — философски заключает она, когда дверь зарывают.

Убеждение дверной ручки зависит от того, кто на нее нажимает.

Пень стоял у самой дороги, и прохожие часто спотыкались об него.

«Не все сразу, не все сразу, — недовольно скрипел пень. — Приму, сколько успею. Не могу же я разорваться на части! Ну и народ, шагу без меня ступить не могут!»

В семействе верблюжьих только лама не имеет горба. В семействе верблюжьих тоже не без урода.

Баран выразил общее недоумение, заяц выразил общее опасение. Потом встал лев и выразил общее мнение.

Приходится гнуть шею, когда живешь в таком окружении. И хорошо, когда есть что гнуть.

Электрический утюг просил выключить его из электросети, поскольку он переходит на творческую работу.

«Замерзнет, небось, человек, — беспокоился хлястик. — Руки, ноги, плечи поотмораживает. За поясницу-то я спокоен, здесь я лично присутствую, а как на других участках?»

Важное кресло, солидное кресло, оно предупредительно поддается, сжимается, к огда на него садятся, а когда встают, — распрямляется, надменно поглядывает вокруг, демонстрируя свое независимое положение.

«Работаешь с утра до вечера, — сокрушался здоровый зуб, — и никакой тебе благодарности! А испорченные зубы все в золоте. За что, спрашивается? За какие заслуги?»

Среди однообразных букв на листе бумаги одна клякса умеет сохранить свою индивидуальность. Она никому не подражает, у нее свое лицо, и прочитать ее не так-то просто.

«Нужно быть проще, доходчивее, — наставляет скрипку погремушка. — Меня, например, всегда слушают с удовольствием. Даже дети — и те понимают!»

Лучше недоесть, чем переесть. Поэтому кошка съедает мышку, а не наоборот.

Мушка верит в мушку, мошка верит в мошку. А мышка верит в мышку и совершенно не верит в кошку.

В каждом зяблике погибает орел. От сознания, что он не орел, а зяблик.

И подколодную змею можно довести до того, что она запустит в тебя колодой.

Собака — друг человека, но надо посмотреть еще, какой человек.

Для того, чтобы подняться в небо, не обязательно отрываться от земли. Рожденные ползать достигают вершин как раз благодаря умению не отрываться от твердого грунта.

И так этот термос сохранял кипяток, что стаканы буквально лопались от зависти.

Каждое утро ставня делает широкий жест: наш свет, чего там жалеть, всем хватит!

И каждый вечер ставня поплотней закрывает окно: наш свет, как бы другие не попользовались!

«Нам, кажется, по пути, — сказала заноза, впиваясь в ногу. — Вот и хорошо: все-таки в компании веселее».