Настало утро следующего дня, вторника. Вчера только Матвеев ходил, говорил, смеялся, а сегодня…
Ну, а в Сенате по всей форме составили протокол, и в нем говорилось: "Понеже в ведомстве Канцелярии от строений обретался живописного дела мастер Андрей Матвеев при разных живописных работах и у написания икон в святую церковь святого и праведного Симеона Богоприимца и святыя Анны Пророчицы, к которому на исправление тех работ отпуск имелся и материалом; а прошедшего 23-го дня сего 1739 года оный Матвеев волею Божиею умер. А при отправлении тех живописных работ и письма икон при нем Матвееве были живописцы Александр Захаров, Василий Брошевский, Василий Белопольский да вновь определенный, присланный из Правительствующего Сената при указе Логин Гаврилов, да при первом придворном живописном мастере Каравакке обретаются живописного художества гезели Михайло Захаров, Иван Вишняков; а жалованья оным производится из Канцелярии от строений — Александру Захарову, Логину Гаврилову по 230 р., Вишнякову по 130 р., Ерошевскому — по 120 р", Белопольскому по 96 р. в год. А на место того умершего мастера Матвеева никто не определен. Того ради, по указу Ея Императорского Величества, Канцелярия от строений приказали: к придворному первому живописного дела мастеру Каравакку и к мастеру Тарсию послать указы и при том приобщить о именах оных гезелей и живописцев реестр и чтобы оные Каравакк и Тарсий, освидетельствовав оных, представили Канцелярии отстроений, кто из них по искусству живописных наук достоин быть в ведомстве Канцелярии от строений на место означенного умершего живописного мастера Матвеева живописным мастером.
А между того ныне подмастерью Кобыльскому и живописцу Логину Гаврилову велеть у означенного Матвеева оставшиеся в доме его, или где имеются, казенные припасы и написанная и росчатыя в церковь святого и праведного Симеона Богоприимца и святыя Анна Пророчицы иконы осмотреть и учинить всему опись и, положа в удобное место, иметь за замком и своею печатью до указу".
* * *
Скрипят перья, и летят бумаги из Сената, из ведомств и канцелярий — иные с тяжелыми сургучными печатями и черными орлами, иные просто так…
Двенадцать миллионов душ обоего пола проживает в России, и обо всех должна быть своя запись и бумага. Только императорский двор тут не в счет.
Царь Петр самолично определял, как этим душам жить и что им творить. Свое мненье он подкреплял дубиной. И стон стоял по всей Руси. Двор тут тоже не в счет. Хотя и ему нередко приходилось постанывать.
Жили-были в России два беспримерных живописца — Иван Никитин да Андрей Матвеев, принесшие нетленную славу русскому художеству. Мечтали они видеть державу свою просвещенной и сильной, а довелось им испытать злоключения, и Россия при них как была, так и осталась бесправной и нищей, и все-то ей, косопузой, трын-трава…
Не всё они понимали в крутой ломке вековых устоев, но и то, что поняли, хватило им, чтоб не просто картины писать, а душу живую из золотых обмоток вытягивать и всему миру, векам всем и народам показать. Вот она — живая, простая, страдающая. Смотрите!
С мужеством и решимостью прошли они по российской хляби сквозь все жизненные испытания, а конец их был печален, да еще так печален, что и не расскажешь.
Да и что рассказывать? Ведь еще древний целитель Гиппократ заметил, что жизнь коротка, путь искусства долог, удобный случай скоропреходящ, опыт обманчив и сужденья об нем трудны, — так что думать обо всем? Только зря душу травить…
Играют в императорском дворце английские часы, исполняют менуэт, на маятнике их Петр в голубом русском полукафтане и в порфире. Лик его запечатлен в самой цветущей молодости. Качается маятник, качается и Петр, а рядом в дневное время дремлет императрица Анна Иоанновна, страдающая бессонницей.
Повар государыни Габеданк, длинный, как метла, готовится к придворному празднику: надобно приготовить во всех возможных видах говядину и телятину, ветчину и дичь, аршинных стерлядей и щук, грибные блюда и паштеты, соусы и салаты, замочить кабанью голову в рейнвейне, приправить кушанья корицею, перцем, гвоздикой, мускатным орехом, приготовить мороженое и желе.
Вся прислуга поварская в мыле, все скачут, как загнанные лошади, а над ними Габеданк, императорский повар, с большой бородавкой на кончике носа, торчащей кверху. Ходит, нюхает, берет пробу на нижнюю губу, раздает пощечины, а рука у него тяжелая…
Читать дальше