Бямбын Ринчен - Заря над степью

— Хутухта действительно божественное воплощение доброты. Мы с ним затеяли тяжбу, были злейшими врагами, а он простил меня, раба своего, и прислал мне священный дар. Кланяюсь в ноги великому богдо! Да будет прочной его власть!

Цэ-гун радовался подарку, как ребенок. С большими предосторожностями вскрыл он ящичек и внутри обнаружил… ножку тарбагана [53] Тарбаган — северный сурок. , воробьиное крылышко и длинный кожаный шнурок.

Содержимое ларца удивило Цэ-гуна. Он хотел было спросить у курьера, что все это значит, но оказалось, что посланец хутухты уже уехал. И Цэ-гун решил посоветоваться с лучшим прорицателем хошуна Ядамом.

Старый лама встретил своего бывшего нойона приветливо. Выслушав его, он тщательно осмотрел содержимое ящичка. Потом вернул ларчик Цэ-гуну, достал резную халцедоновую табакерку, взял щепоть табаку, подумал немного и проговорил:

— Хутухта предлагает тебе умереть. Если хочешь, я объясню подробнее. Подарок означает следующее: ты хочешь бороться со мной, но ты бессилен. Если ты станешь тарбаганом и уйдешь под землю, я и там достану тебя. Если превратишься в воробья и улетишь в небо, я все равно догоню тебя. Поэтому лучше всего умри, удавись на этом шнурке. — И лама добавил: — Никогда не думал я, что этот пьяница тангут такая скотина. Поразительно! Но не лучше ли предложить мир и попросить пощады? — прошамкал он и взглянул на гостя.

— Чтобы я стал унижаться перед этим мерзавцем? Да лучше мне пятьсот жизней пролежать на дне ада, чем просить пощады у этого пьяницы и развратника! Тьфу! Пусть хутухта сам удавится на этом шнурке! — истерически выкрикнул Цэ-гун и, в ярости растоптав ящичек с подарком богдо, выбежал из юрты прорицателя.

Стрелки больших часов работы монгольского мастера, что стояли в гостином зале дворца, дошли до часа Лошади [56] Час Лошади — полуденный час. Сутки у монголов делились на двенадцать часов, и каждый час носил название животного. .

И тотчас у основания круглого циферблата с изображением двенадцати животных пришла в движение фигурка меднолицего надутого ламы. Выкатив белые блестящие эмалевые глаза, он начал бить в маленький гонг.

Главным украшением зала были европейские безделушки, расставленные на резной причудливой формы этажерке из душистого сандалового дерева. Как только на монгольских часах раздался удар гонга, все часы, что были в зале — часы под стеклянным колпаком, будильник с колоколом, часы с кукушкой, настольные, настенные часы, — словом, часы самых известных европейских фирм откликнулись разными звуками: звенел колокол, куковала кукушка, звучала музыка из "Садко", мелодия из "Фауста", слышалась "Аве, Мария" Баха. На монгольских часах отзвенел двенадцатый удар гонга, медно-красный лама, повинуясь движению маятника, застыл, протянув в руке палочку в ожидании следующего боя.

Издалека послышался звон бронзовых колокольчиков. Звук их приближался, и наконец в зал вбежал шут богдо в шелковом доле, подбитом тибетской парчой, с бубенцами на подоле и на плечах, с лисьим хвостом, пришитым сзади. Он открыл сандаловый шкаф, достал золотой графин в форме гуся, налил из него в хрустальный бокал золотисто-желтого ароматного вина и, единым духом осушив его, с петушиным криком побежал в покои богдо.

Около широкой, почти квадратной кровати богдо-гэгэна на маленьком сандаловом столике, инкрустированном драгоценными камнями и перламутром, в графине искрилось вино. Рядом с графином стояла оправленная в золото пиала из обезьяньего черепа. В изголовье, где ножки кровати украшали львы черного дерева, рядом с богато — в пять цветов — расшитыми гутулами лежали желтые шелковые шаровары богдо, а на пушистый алашаньский ковер перед кроватью были брошены еще одни гутулы, юбка и шаровары из коричневого шелка.

Богдо лежал на боку и с увлечением читал тетрадь — часть из старательно переписанного придворным писарем романа "Цзинь, Пин, Мэй" [57] "Цзинь, Пин, Мэй" — известный китайский бытовой роман. . Преждевременно постаревшее от чрезмерных возлияний, морщинистое лицо хутух-ты выглядело болезненным. Толстые сладострастные губы и холодный взгляд выпученных глаз выдавали человека властного, привыкшего повелевать.