Бямбын Ринчен - Заря над степью

Сахар нам удавалось попробовать только раз в году — в новогодний месяц, да и то у хозяев, которым мы делали самую грязную работу. Только после революции я узнал вкус белого хлеба. А вы, я гляжу, белый хлеб каждый день едите. Да еще с сахаром и с маслом! Хорошо вам живется. Отвоеванная вашими отцами родина лелеет вас, как любимых детей.

Раньше так говорили: нойоны не любят тех, кто говорит правду, собаки лают на того, кто едет на быке. Вы не нойоны и, думаю, не рассердитесь на седого старика, если я скажу вам правдивые слова.

Ширчин помолчал, оглядывая бойцов, выжидательно смотревших на него.

— Много есть у нашего народа мудрых и метких поговорок. Может, вы слыхали такую: голодному и рог тощего оленя кажется вкусным, а сытому и курдюк белого барана кажется горьким. Заглянул я на вашу кухню, в столовую и увидел, сколько вы белого хлеба в объедки бросаете. И говорят, это у вас всегда так.

— Так это же наша норма: хотим — едим, не хотим — давиться не будем, — возразил какой-то солдат, судя по всему, горожанин, который ни солнца, ни ветра на себе не испытал.

— Такой нормы, чтобы хлеб в помойку выбрасывать, не может быть, — нахмурился Ширчин. — Вам дают белый хлеб не для баловства, а для того, чтобы вы его ели на здоровье, а вы его бросаете в лохань. Вы разве не знаете, что хлеб мы ввозим из Советского Союза? А знаете ли вы, сколько труда стоит советскому колхознику урожай вырастить и убрать? А ваши отцы и матери? Они же ночей недосыпают, на морозе мерзнут, чтобы молодняк вырастить и скот от бурана уберечь. Этот скот идет в обмен на хлеб, а вы его бросаете! Думали ли вы, сколько труда людского стоит за каждым куском хлеба? Если бы подумали, то не бросали бы хлеб в лохань. Нет более тяжкого греха, как людским трудом швыряться. Вы не хуже меня знаете: идет война. В этой войне советские люди и нас с вами защищают. Так вот я по-стариковски и думаю: мы можем помочь советскому народу и Красной Армии не только тем, чем мы богаты, но и тем, что будем бережливы в том, что получаем из Советского Союза. Кое-кто из вас считает так: раз ему по норме положено, значит, он может съесть свой хлеб, а нет — бросать в лохань. Никто не имеет права швыряться трудом своих отцов и матерей. Нет такого права!

— Правду говорит Ширчин-гуай!

— Ну, вот и договорились, — улыбнулся старик, и взгляд его потеплел. — И бумага не продырявится, пока не проткнешь, и умница не спохватится, пока не напомнишь, говаривали в старину. Вот и я решил вам напомнить: уважайте чужой труд, вы бойцы народной армии. Учитесь ценить человека и труд его. Нужно брать пример с советских людей. Вы должны брать пример с бойцов Красной Армии — защитников счастья народов. Учитесь ратному делу. Умейте владеть оружием, что вам вручил народ. В мое время мы такого оружия и не знали. Выдавали нам старые берданки, да и то не каждому. С ними мы и шли в бой против черномундирников. Каждый патрон у нас был на счету. Иной раз приходилось по три-четыре патрона на солдата. Бывало, поделимся патронами друг с другом, поклонимся на север, где родимая сторона, и в бой. На весь полк одно орудие было, да и то захваченное у неприятеля. Но дрались мы отчаянно и побеждали врага. Не хотелось нам, чтобы на нас снова тяжкое чужеземное иго навалилось. Мы верили: рано или поздно народ завоюет свободу.

Однажды наш полководец Хатан-батор Максарджаб отрядил две сотни цириков, отдал нам единственную пушку и под командой офицера Мурунги — он был из чахаров — послал нас против сильного отряда черных. Пушку нам придали для устрашения вражеского войска. Пушка эта была не простая. Богдо-хан присвоил ей звание "джанд-жин бу" — "пушка-полководец". И вот почему. Однажды наш пушкарь выстрелил так удачно, что угодил прямо в дуло вражеского орудия. Орудие взорвалось и уложило человек тридцать орудийной прислуги. Вот и назвали пушку полководцем, а артиллеристу дали звание батора.

Мурунга, про которого я вам уже говорил, был злой, несправедливый человек. Иначе как паршивыми собаками он нас не называл, себя приказал величать "господином-батюшкой". Глядя на своего начальника, все чахарские командиры тоже стали нас звать паршивыми собаками. Обидно стало нам, халхасским солдатам, сиротами мы почувствовали себя в чужом краю без Хатан-батора. И пошел среди нас ропот. Что ж это такое? Разве халхасский Джавдзанджамба набрал в свои войска собак, а не людей, за что нас паршивыми собаками обзывают?

Троекратно атаковали мы отряд черномундирников. Много вражеских солдат забрали в плен, добычу взяли немалую, только по шатрам начальников она вся разошлась, к их рукам прилипла. Черные ограбили китайцев, добра у них было немало, но отнятая у них добыча досталась "господину-батюшке" и его слугам.