— Хорошо сказали, дядя Ван, — похвалила его Тан-саг. — Никогда бы не подумала, что вы умеете так складно говорить. Я рада, что вам довелось выступить на таком великом празднике.
Ван, как всегда, ответил поговоркой:
— Рядом с золотом и медь становится желтее. Насан-бат открыл мне глаза. А то до конца дней своих ковырялся бы я в земле ради чашки риса и не знал бы, что делается в мире. Теперь мне многое стало попятным, теперь я смотрю на белый свет по-другому. Батбаяр пожелал нашему народу свободы и счастья. Как же я мог не поделиться с вами своими чувствами?
Табхай обратился к Батбаяру:
— Можно начинать?
— Начинайте, — улыбнулся Батбаяр.
Раздался бой барабана. Школьники с песней обошли вокруг трибуны. Потом они развернулись веером и стали очень четко и слаженно исполнять гимнастические упражнения с красными флажками.
Оборванные монастырские подростки-послушники с завистью смотрели на школьников. Ведь среди них находились и пятеро счастливчиков из бывших монастырских послушников.
Тансаг стояла рядом с Цэрэн. Она перевела взгляд с сияющих счастьем школьников на изнуренных послушников, и, крепко сжав руку Цэрэн, прошептала:
— И мой Чоймбол мог бы быть здесь вместе с Олзбаем, если бы я не отдала его в монастырь. Во всем я виновата!
К ним подошел старший Ван.
— Слышали своего Олзбая? — подмигнул он Тансаг. — Вышел на трибуну и сказал речь. А полюбуйтесь-ка на моего Вату. Вон он, в одной шеренге с Олзбаем. Еще три года назад пам и присниться не могло, что дети наши будут учиться в такой превосходной школе.
— Батбаяр правду сказал: Октябрьская революция принесет победу и китайскому народу. Я надеюсь, дядя Ван, мы с вами еще не раз отпразднуем вместе годовщину Октябрьской революции и доживем до победы революции в Китае, — сказал Ширчин.
— Да сбудется ваше пожелание, — вздохнул старик.
Мрак развеян, небо ясно,
Приближается к нам солнце
Тени ночи не страшны.
Шота Руставели
Зима года Черной свиньи [164] Год Черной свиньи — с февраля 1923 по февраль 1924 г.
выдалась холодная. Ширчин, Тансаг и старый Ендон разбили стойбище в пади Большие валуны.
Однажды, возвращаясь домой с корзиной снега для питьевой воды, Цэрэн заметила: кто-то приближается к их стойбищу на верблюде. Всадник подъехал к коновязи, привязал верблюда и неторопливо направился к средней юрте. По желтому делу и шапке можно было легко узнать ламу.
Кто бы это мог быть? Ширчина дома нет, у нее только Тансаг сидит с детьми, недоумевала Цэрэн. Она ускорила шаги и у самой юрты услышала хриплый голос, который показался ей знакомым.
Цэрэн поставила корзину со снегом у входа, откинула полог и вошла. Гостем действительно оказался лама. Низкий лоб, нависшие брови, нос седлом, как после дурной болезни. Лама расселся на почетном месте и что-то рассказывал Тансаг, шумно прихлебывая чай из оправленного в золото человеческого черепа. Лама пренебрежительно глянул в сторону Цэрэн. Молодая женщина невольно вскрикнула:
— Хамсум-бадарчи! [165] Бадарчи — странствующий лама.
— Вы не ошиблись, я Хамсум-бадарчи, лама из хошуна сартульского князя. Собираю пожертвования на статую божества Сэдэд высотою в восемьдесят локтей, которая будет воздвигнута в честь Народной партии.
— А как же с той статуей, которую вы собирались соорудить во здравие богдо-хана еще в год Белой курицы? — спросила Цэрэн, глядя в обезьянью физиономию ламы.
Лама заметно смутился.
— То — дело прошлое. Теперь надо воздвигнуть статую во имя процветания Народной партии. Ведь мы, ламы, из одного сословия с аратами. Народная партия нам не чужая.
— Ты знаешь этого бадарчи? — изумилась Тансаг. — И ты уже жертвовала ему на статую?
— Что-то я не припомню тебя, уважаемая, — лама, избегая взгляда Цэрэн, отвернулся.
— Вы-то забыли, еще бы вам помнить, зато я не забуду никогда, как в год Белой курицы вы издевались надо мной в моей собственной юрте, связали и били меня до тех пор, пока я не отдала вам последнее кольцо, — с ненавистью проговорила Цэрэн.
Смерть первенца научила Тансаг ненавидеть лам. Она вспыхнула, точно сухая хвоя от спички.
— Вот оно что! Значит, под видом сбора пожертвовании ты бессовестно грабишь людей?! Раньше собирал для богдо, а теперь тот не в чести, так ты придумал обирать народ именем Народной партии! — возмущалась Тансаг. — А я-то угощаю его, как гостя! На каком основании ты пожертвования собираешь, кто тебя уполномочил? Я член хошунного хурала. А ну, покажи документы! Кто тебе их выдал?
Читать дальше