Бямбын Ринчен - Заря над степью

Вместе со своим приятелем Иваном на стройку ежедневно наведывался и новый председатель хошуна Батбаяр.

— Завтра будем матицу [162] Матица — потолочная балка в избе. класть. — сказал старый плотник-сибиряк. По вечерам этот старик вместо отдыха вырезал ложки для будущих школьников.

На торжество укладки матицы народу собралось немало. Тут были все строители, все служащие хошунного управления и все араты, оказавшиеся в тот день в хошуне. Батбаяр специально пригласил Тансаг.

К обоим назам приставили лестницы. Батбаяр с хадаком в руке подошел к западной стене будущей школы, повернулся лицом на восток и торжественно произнес:

— Да исполнится твое благопожелание! — дружно откликнулись собравшиеся. Батбаяр поднялся по лестнице, вложил в паз голубой хадак так, чтобы конец его свешивался наружу, и неторопливо спустился.

Вся светившаяся от радости Тансаг встала против второго паза, повернулась лицом к западу и провозгласила:

— Да исполнится твое благопожелание! — согласно прозвучали голоса.

Тансаг поднялась по лестнице, вложила в паз узорчатый хадак и осторожно спустилась. Плотники ловко вставили в пазы тяжелую матицу.

А вечером хозяева устроили ужин для строителей. Старый рассыльный хошунного управления был искусным импровизатором. Под звуки хура, гриф которого венчала резная конская голова, он спел здравицу строителям, в числе которых были и русские, и монголы, и тибетцы, и казахи, и китайцы.

Огородник Ван-старший изрядно захмелел. Хлебнув простокваши, он комически сморщился и запел фальцетом старинную песню — песню принцессы Си Цзюнь, выданной замуж за монгольского князя племени Усун:

Насанбат переводил песню Вана. Все от души смеялись над непонятными монголам жалобами этой принцессы — ведь в степи все так любят мясо с кровинкой и утоляющий жажду тарак. Но скоро смех утих: все поняли, что Ван неспроста запел эту песню: она напомнила ему о родине.

Как только Ван кончил петь, вскочили два тибетца. Залихватски притопывая тупоносыми сапогами на толстой подошве и подпевая друг другу, они исполнили пляску тибетских горцев.

— Маша, может, и мы порадуем друзей, спляшем? — предложил своей жене плотник Алексей. Нарядная, в шитой золотом и бисером старинной кичке, Маша плавно поплыла по кругу.

— А ну, давай повеселей! — раззадорились гости. — У старого Вана ноги сами заплясали.

К концу лета строительство школы и общежития было завершено, здания обнесли высоким забором. Обшивавшие прежде монастырских лам портнихи взялись за изготовление белья, одеял и шуб для школьников. Школьным завхозом стал старый бобыль Хэрийн Бор. Когда-то в молодости ему довелось быть служкой у ламы, своего дальнего родственника. Между делом он кое-как выучил тибетскую азбуку и теперь корявыми тибетскими буквами писал список в инвентарной книге: брюки, рубашки, белье и шубы.

В помощь Насанбату из Урги прибыл молодой учитель, ревсомолец Табхай, окончивший курсы учителей начальной школы, организованные школьным отделом министерства внутренних дел.

Табхай привез с собой вьюки с учебниками, карандашами, кистями, тушью.

— Ургинским ламам особенно пришелся не по душе учебник по географии и космографии, — рассказывал Табхай. — Они считают этот учебник книгой еретической, порочащей священное учение о строении Вселенной. Одно время в Урге ламы эту книгу покупали нарасхват. В школьном отделе сначала обрадовались: вот, дескать, и ламы начали поддаваться могущественному влиянию науки. А потом выяснилось, что духовное начальство приказало ламам скупить и уничтожить учебники, чтобы они не попали школьникам. Меня просили предупредить всех: здесь они могут выкинуть такой же номер, и дали строгий наказ — книги беречь как зеницу ока.