— А больше ничего не выдумал этот черт в юбке? — рассердился старик Чамбай.
Взволнованная Того даже не обратила внимания на непочтительный тон старика.
— Казначей говорил еще, что, когда эти члены ячейки "покорных" выходят из-под грязных женских штанов, под действием таинственной силы в животе у них появляется маленький человечек или щепок. Оскверненный весь распухает. Казначей рассказывал, как в Урге один дама-учитель дал выпить слабительного своему ученику, оскверненному "покорными". Тот выпил. В животе у него заурчало, потом живот стал опадать, и из него вышел маленький русский, с мизинец. После этого ученик стал здоровым, обрел разум, вернулся в свою веру, снова стал почитать своих родителей и ламу-наставника. Казначей предупредил меня: "Смотри, как бы такое несчастье не случилось с твоей дочкой". Так скверно стало мне, будто сухожилием подавилась, — жаловалась Того.
— Тьфу! — сердито сплюнул старик Чамбай. — И ты веришь небылицам этого старого черта? Твоя дочь стала красивой, как цветок в нетронутой степи, как полная, луна. Вот у него слюнки и потекли.
— Перестань! Грех так говорить, — запротестовала Того.
— Сорок лет я пасу монастырских овец и хорошо знаю, на что способен ламский казначей. Был такой Манибадар. Исключительный человек. Его возмущали всевозможные проделки казначея хошунного монастыря. Когда лама-казначей прослышал про это, он невзлюбил Манибадара. Однажды Манибар пришел к нему, а тот с ехидцей говорит: "Сказывали, ты умер. Ты что ж, воскрес и вернулся?" — "Вернулся. Нанес визит Эрлик-хану и вернулся обратно". — "А зачем?" — "Эрлик-хан сказал мне: ты людей не грабил, кости не обгладывал, отправляйся на небо. Я отправился на небо. А там — лам и нойонов полным-полно. Они говорят: здесь не место людям черной кости, таким, как ты, отправляйся в ад. В аду говорят: у нас есть одно-единственное место, но оно для казначея вашего хошунного монастыря, других мест нет, и тебе негде поместиться. Так я и вернулся, воскрес, чтобы до вашего слуха донести известия из ада. Ха-ха-ха!" Так вот, Того, наш казначей и тот казначей, что две почки в одном теле, одинаковы.
— Вы ошибаетесь! — Того все-таки улыбнулась. А Чамбай снова заговорил, теперь уже всерьез.
— Дочке своей не препятствуй. Пусть идет в ячейку. Жаль, состарился я, а то узнал бы, где создается такая ячейка "покорных", и попросился бы к ним. У уважаемого казначея-ламы уши, оказывается, длинные, услышал, что ячейка создается. Тебе, Того, нечего беспокоиться. Таким, как мы с тобой, от этой ячейки никакого вреда не будет. Ты слушай, что я тебе говорю. Хоть и необразованный я, но получше образованного казначея-ламы в этих делах разбираюсь. Как говорится, старуха, познавшая мучения, опытнее ламы-лекаря, знающего одни рецепты. Недавно мимо нас проезжал один человек, с лечения, с вод ехал. У нас ночевал. Мудрый, настоящий человек. Он мне глаза открыл. Не верить ему нельзя. Он тоже много страданий изведал. При маньчжурах Лха-бээс изгнал его, как принявшего в себя злой дух. Гамины мучали в тюрьме. А когда в Ургу пришел Барой, белогвардеец стрелял в этого человека. Воистину все, кроме смерти, испытал. От него я за одну ночь узнал столько, сколько за всю жизнь не узнал бы. Чай поспел. В старину говорили: коли потчуют — откушай, а старца седого послушай. Пока ты меня, седого, слушала, и чай сварился. — Старик перелил чай из котла.
У Того на душе посветлело после спокойных, рассудительных слов старика Чамбая.
— Мне не понять всего до конца. Но если это на пользу нам, аратам, пусть дочка будет заодно с этими "покорными".
А тем временем дочь Того сидела на собрании молодежи и всем сердцем внимала гордым словам, которые звали ее встать в ряды борцов за счастье народа. Дав перед своими товарищами клятву по пожалеть жизни во имя свободы и независимости Монголии, во имя счастья и прекрасного будущего своего народа, она с восторгом и трепетом рядом с подписью на билете, там, где должна была быть фотография, поставила отпечаток большого пальца. В тот день она стала членом ревсомола, встала в ряды дела преемников партии, созданной Сухэ-Батором и Чойбалсаном, под руководством которой с братской помощью могучей страны Советов будет добыто настоящее счастье.
С бьющимся сердцем слушала она пламенные слова воззвания Центрального Комитета ревсомола, крепко прижав к груди новенький билет, на груди ее блестел новенький эмалевый значок — пятиконечная звездочка. В тот день она впервые услыхала и подхватила вместе со всеми песню молодежи, сочиненную Буяннэмэхом:
Читать дальше