Бямбын Ринчен - Заря над степью

Освящение знамени

После освобождения Улясутая из руках маньчжуров оставался еще только город Кобдо.

Монгольскую канцелярию, своего рода департамент земледелия, возглавлял гул Максарджаб, в его ведении было и пополнение лошадьми маньчжурских кавалерийских частей, расквартированных в Кобдо.

Получив из Урги сообщение о том, что власть перешла в руки монголов и что маньчжурские войска должеы быть выведены из Монголии, он тут же уведомил об этом маньчжурского амбаня, по тот заявил, что он не собирается подчиняться приказу никому не известного Ургинского правительства. Амбапь отправил во все соседние города — в Синьцзян, Урумчи, Гучен и Шара-Суме — гонцов с просьбой прислать ему оружие и подкрепление и стал выжидать. Посовещавшись с главами фирм "Да-шен-ху", "Аршанту" и других, он с их одобрения пока что решил укрепить торговую часть города. Во избежание каких-либо козней со стороны представителей Ургинского правительства он решил также арестовать главу вышеупомянутой монгольской канцелярии.

И было бы Максарджабу лихо, если бы на его счастье в конторе фирмы "Да-шен-ху" у него не оказался свой человек — писарь Номт, его старый приятель. Он-то и предупредил Максарджаба о замыслах амбаня. Узнав о грозящей ему опасности, Максарджаб, не медля ни минуты, помчался в Ургу. Он доложил новому правительству обо всем и пока что получил пост в министерстве внутренних дел.

Ургинское правительство надеялось освободить Кобдо, не прибегая к силе. С этой целью оно направило туда двух представителей: молодого торгута Тумэржа, только что получившего за преданность новому правительству звание гуна, и халхаского мэрэна [142] Мэрэн — офицер, командующий войсками хошуна. Лхагву, известного своим красноречием и находчивостью.

Послы немедля отправились в путь. С дороги они присылали краткие донесения. Последнее донесение было получено от них с почтово-ямской станции, находящейся возле самого Кобдо, а потом они как в воду канули.

В Урге недоумевали, что могло случиться с правительственными эмиссарами, а в столицу из Кобдо уже скакал гонец с донесением о зверском убийстве кобдоским амбанем ургинских послов.

Гонец мчался день и ночь без отдыха. Чтобы не отбить все внутри от такой бешеной скачки, он опоясал тело длинными хадаками.

На уртонах он отдыхал, только пока ему седлали свежую лошадь. За это время он успевал лишь проглотить кусок и летел дальше. Наконец он прискакал в Ургу.

Известие о бегстве Максарджаба встревожило кобдоского амбаня. Опасаясь неожиданного нападения монголов, он решил принять меры предосторожности: приказал углубить ров, окружавший стены так называемого Казенного города, отремонтировать крепость и усилить части, расквартированные в крепости. Во все стороны были высланы конные дозоры.

Маньчжурское командование было уверено, что плохо вооруженные монгольские войска не осмелится напасть на Казенный город, окруженный надежной крепостной стеной. Вдобавок амбань получил сообщение, что из Урумчи. Гучена и Шара-Суме обещают прислать помощь, и теперь он ждал прибытия подкреплений.

Кобдоский амбапь рассчитывал, получив подкрепление, подавить мятежных монголов, с которыми не сумели справиться ни улисутанский командующий, ни ургинский амбань. А тут вдруг прибыли послы Ургинского правительства и потребовали, чтобы его войска сложили оружие и удалились из страны. Проще говоря, его выгоняли вон!

Амбань пришел в ярость, особенно разозлило его бесстрашие и достоинство, с каким держали себя послы. Наместник приказал схватить их, бросить в тюрьму и заковать в цепи.

Послы пытались протестовать против такого произвола, ссылаясь на нормы международного права, на издавна установленную неприкосновенность дипломатических представителей. Это еще больше распалило амбаня, и он велел пытать арестованных.

Но послы держались стойко и бесстрашно.

— Надеюсь, вы довольны моим гостеприимством? — издевался амбань.

— Что ж, потешься! — спокойно заявили послы. — Но как бы ни хотелось тебе слова надеть ярмо на наш парод, поднявшийся на борьбу против иноземных угнетателей, прошло то время, когда все делалось по-твоему. Каменную глыбу яйцом не разобьешь. Ну могут ли бараны, загнанные тобой в этот глинобитный хлев, именуемый крепостью, победить льва? Нам не суждено увидеть, как монгольские воины разгромят твою разбойничью шайку и отомстят за нас, но мы уверены, что они окропят свои славные знамена вражеской кровью и пронесут на пиках головы наших палачей! Ты-то увидишь это зрелище!