Винцас Миколайтис-Путинас - Повстанцы

Находились люди, которые своими глазами видели толпы взбунтовавшихся крепостных, пылающие поместья, убитых панов или опустошенные драгунами села, засеченных насмерть крестьян. Отыскивались всезнайки, собственными ушами слышавшие подлинную царскую грамоту, по которой людям предоставлена полная свобода и обрабатываемая ими земля безо всяких платежей и повинностей. Такие призывали крестьян не заключать никаких грамот с помещиками, ибо это поведет к увековечению крепостного ярма, к новой панщине, к еще большему панскому произволу.

В холодный, ветреный день, после обеда Бальсисы — отец и оба сына — трудились на гумне и в сушильне, где еще с осени и зимы валялись ветки, солома; во дворе у заборов торчали груды мусора и сухих стеблей. Бережливый и осмотрительный старик Бальсис велел что годится — использовать для подстилки, что не надобно — сжечь.

За работой никто не заметил, как через калитку во двор осторожно проскользнули четверо дюжих мужчин. Двое жандармов остались у ворот, а два стражника кинулись в сушильню, где Пятрас, сидя на корточках, разводил огонь в печи. Не успел он оглянуться, как ему заломили руки за спину и связали веревкой. Напрасно Пятрас отбивался и звал на помощь. Подоспели жандармы, и все вчетвером потащили арестованного на улицу. Тем временем по грязи подъехала большая повозка, на которой, кроме возницы, сидел еще один стражник. Лошади остановились, стражники и жандармы закинули Пятраса на подводу — связанный, он уже не мог сопротивляться. Отец и брат Винцас оторопело глазели. Все это случилось так неожиданно и скоропалительно.

Пятрас еще успел крикнуть брату:

— Беги к соседям, дай знать в Палепяй.

С палепяйским Юозасом Пранайтисом они недавно уговорились: ежели кого-нибудь схватит полиция — не поддаваться и друг друга выручать.

Жандармы сели рядом с арестованным, стражники встали по бокам повозки. Возница хлестнул по лошадям, и те шагом потащили подводу к поместью.

Винцас, задыхаясь, вбежал к Норейкам:

— Пятраса арестовали!

— Кто?! Где?! Что ты!.. — зашумело несколько голосов.

Винцас, заикаясь, рассказывал. У Норсек были еще Казис Янкаускас, Ионас Кедулис, Дзидас Моркус из Карклишкес, смелый парень, люто ненавидевший Скродского и всю его челядь.

В ту же минуту вбежала Катре. Она видела все.

Ломая руки, Катре закричала:

— Гонитесь!.. Отбейте!.. Скродский его насмерть запорет!

Все повскакали, наперебой заговорили, закричали, заспорили.

— Как отбить?.. С жандармами драться?! Одолеем ли? Они стрелять будут!.. Ребята, давайте верхами гнаться! Наперерез!.. В Карклишкес дать знать!.. Винцас, скачи в Палепяй! Дзидас — в Палепяй!.. Не поспеем — уже вечер!

Катре не отставала от Моркуса:

— Дзидас, сделай что-нибудь! Без тебя ничего не выйдет. Забирай Винцаса и Казнса, скачите в Палепяй. Пранайтис пособит. Вы ведь друзья. И другие к вам присоединятся. Скродский Пятраса ненавидит — запорет, замучает!..

Слезы навернулись у нее на глаза.

Упершись плечами в стену, Дзидас понуро уставился в землю и о чем-то напряженно размышлял, даже лоб покрылся испариной. Вдруг он поднял голову и успокоительно похлопал Катре по плечу:

— Не хнычь. Я знаю, что делать. Небось вырвем его хоть бы у самого черта из лап!

В глазах Дзидаса сверкала отвага.

— Ребята! — крикнул он, заглушая галдеж. — Времени у нас в обрез. Ежели не отобьем по дороге, так хоть задержим, чтобы попозже до имения добрались. Ночью пороть не станут, а до утра мы свое сделаем. Винцас, Казис, ну, кто там еще? Ионас! Садитесь на коней и скачите вдоль лугов наперехват. Поспеете. Пока они кругом грязищу объедут, вы — уже там. Знаете, за кустарником через канаву мостик перекинут? Быстренько его разберите. Канава полна воды. Там они и застрянут. Топоры прихватите. Живо! Прямо по лугу! Один пусть гонит в Палепяй к Пранайтису. А мы — за ними следом.

Винцас Бальсис, Казис Янкаускас и Ионас Кедулис ухватили топоры и ломы, сели на лошадей и поскакали.

Весть об аресте Пятраса уже облетела всю деревню. Народ толпился — кто возле Бальсисов, кто возле Нореек. Бабы вопили и причитали, мужчины сгрудились вокруг Дзидаса — он был известен как смекалистый парень, а его решительность всем была по душе. Село грозно гудело, как растревоженный пчелиный улей. Не было двора, откуда кто-нибудь не побежал бы к Бальсисам или к Норейкам. Лишь двор Сташиса казался вымершим. Оттуда никто не появлялся на улице, никто не торчал у забора или у ворот. Только сам Сташис из-за подпорки хлева осторожно подглядывал, что творится у соседей.