Винцас Миколайтис-Путинас - Повстанцы

Пан Скродский мечтает. Забрать девицу к себе в поместье, поселить в хоромах. Какая получится чудесная горничная! Вышколил бы ее, нарядил — сам губернатор позавидует.

Но как ее взять? В прошлом году и вопроса бы такого не возникло. Приказано — исполняй! Теперь дело другое. Манифест лишил права обращаться с крепостными, как со своей собственностью. А самое главное — изменилась моральная атмосфера. Уже и до пана Скродского дошли вести о волнениях, вернее — мятежах крепостных. Да и сегодняшний случай в Шиленай! Этот головорез, без сомнения, рассвирепел из-за девки. А если насильно забрать девицу в хоромы? Такой разбойник способен поместье поджечь, ему, Скродскому, грозила бы смертельная опасность. Пример Галицин — поучительный и предостерегающий. Вот к чему приводят все эти реформы, либерализмы и демократизмы! И находятся ведь дворяне, которые все это одобряют. Не только одобряют — сами развращают и агитируют хлопов, как, например, Сурвила или пабяржский Шилингас. Даже ксендзы — скажем, Мацкявичюс в том же самом Пабярже. Надо как можно скорее довести это до сведения губернатора. Но сейчас пора закусить и отдохнуть.

Пан Скродский позвонил. Вошел семидесятилетний лакей Мотеюс, верный слуга семьи Скродских. Пан придирчиво оглядывает фигуру старика. Настоящее чудище! Плешивый череп, затылок, обросший зелёной гривой, запавшие глаза, обвисшие, как у бульдога, щеки и этот бурый, как слива, нос! Вся дворня знала: после каждого обеда и ужина Мотеюс опоражнивает остатки из панских рюмок и бутылок, а в дни приемов и пиршеств напивается до бесчувствия. Еще никогда старый Мотеюс не казался Скродскому таким отталкивающим. Как приятно бы увидеть вместо этого чучела стройную, прекрасную, сильную синеокую деву с русыми косами.

— Вечный неряха, — заворчал пан. — Фрак в пыли, жилетка заляпана, а манишка и воротник — смотреть противно… — И вдруг раздраженно рявкнул: — Не сметь больше мне в таком виде на глаза показываться!

Мотеюс выслушал равнодушно, словно все это говорилось не ему, и спокойно обратился с привычным вопросом:

— Чего изволит пан?

— Чаю принеси и закусить чего-нибудь полегче. Скажи Аготе — пусть приготовит постель. Хочу сегодня пораньше лечь.

— Слушаюсь, пан.

Мотеюс исчез и через минуту возвратился с подносом. Вслед за ним ввалилась дебелая, уже не первой молодости женщина, с целой охапкой подушек и одеял. Мотеюс, как истукан, встал в оконной нише, а пан Скродский ел и косился на хлопотавшую у дивана Аготу. Еще одна образина! А ведь всего десять лет назад была весьма аппетитной женщиной. Как она умудрилась расплыться, раздобреть и лишиться всех своих прежних прелестей? Какая досада!.. И образ стройной, синеокой, русоволосой девушки опять возник в воображении пана Скродского.

Приготовив постель, Агота пожелала пану доброй ночи и вразвалку выплыла из кабинета, не рассчитывая еще чем-нибудь угодить пану. Поужинав, пан Скродский приказал Мотеюсу зажечь трубку, жестом велел убирать, а сам сел в кресло, за маленький столик, где стояли бутылка старого венгерского и хрустальный бокал.

Из всех покоев пан Скродский больше всего любит свой кабинет. Гостиная и столовая слишком просторны, пусты и холодны, спальня напоминает ему о болезни жены и последних часах ее жизни, как и ее будуар. Библиотека и детские комнаты запущены, неуютны. Только когда приезжает сын или дочь и начинают появляться гости, хоромы оживают и веселеют.

Расположение кабинета очень удобно. С одной стороны — никем не посещаемая библиотека, с другой — неизменно пустующая спальня. Стеклянные двери ведут на садовую веранду. Этот второй выход, укрытый от нескромных глаз, во многих случаях оказывал пану Скродскому значительные услуги.

Кабинет обставлен богато и комфортабельно. Стены оклеены темно-коричневыми обоями, несколько старинных картин хороших мастеров, на дубовом паркете персидский ковер, у окна, в углу, секретер, посреди комнаты — круглый стол на четыре персоны, вдоль стены, недалеко от книжного шкафа, маленький столик с двумя мягкими креслами — любимое место отдохновения хозяина. У столика — трубка с длинным чубуком, в ящике — курительный и нюхательный табак и коробки с только еще входящими в моду сигарами. В шкафу, на боковой полке, — бутылка излюбленного паном венгерского, поднос и несколько хрустальных бокалов. Священный долг Мотеюса следить, чтобы венгерское не иссякало ни в погребе, ни в кабинетном шкафу.