Винцас Миколайтис-Путинас - Повстанцы

В конце июля Винцасу удалось переправить брату весточку о том, что в Паневежисе устраивают праздник, на котором Пятрас сможет повидаться с Катрите. Недели две спустя Пятрас был в костеле, и ксендз после проповеди во всеуслышание объявил, что двенадцатого августа в Паневежисе будет торжественный праздник в память соединения Литвы и Польши. Будет молебен с проповедями, а потом общее гулянье крестьян и дворян в пригородном лесу с угощением, чтобы укрепить узы братства и равенства между всеми сословиями.

— Любимые братья во Христе, дворяне и селяне! — в заключение сказал ксендз. — Святая церковь, наша общая мать, благословляет эти торжества и желает, чтобы согласие и единение воцарились в сердцах всех ее сынов. А посему, кто только может, кому позволяет работа, отправляйтесь в Паневежис. Хозяева, к вам обращаюсь я.

Если ваш работник захочет присутствовать на этом празднике, отпустите его, пусть идет. Быть может, недалек тот день, когда дворяне, шляхта, пан и селянин, хозяин и работник выступят на борьбу за вольности церкви, веры и отчизны.

Большое впечатление произвели эти слова на прихожан. Выходя из костела, они подходили друг к другу, расспрашивали о невиданном празднике. Управители, дворовые, лакеи, кучера рассказывали деревенским, еще преувеличивая и приукрашивая, что слышали от господ. Лакей из одного поместья хвастался — к его панам приехал какой-то паныч из самой Варшавы, рассказывал страшные истории о варшавском кровопролитии, привез картинки, изображавшие расстрелянных людей и поломанное распятие. Барыня и паненка плакали, потом все господа оделись в черное. Но на паневежском празднике будет весело. Паны собрали денег на угощение и выпивку. А барыня с паненкой сшили новые платья.

Все слушали с любопытством, а особенно Адомелис. Вот это новость! И он решил во что бы то ни стало попасть в Паневежис. Заприметив в толпе Пятраса Бальсиса, Адомелис уцепился за него:

— Пятрас, поедем на праздник!

— Тебе-то что, — огрызнулся Пятрас, — а меня дядя не пустит.

— Пустит. Слыхал, что ксендз говорил, а хозяева ксендзов слушаются. Отпросись — вместе поедем. Отец гнедого даст.

Пятрасу очень хотелось повидаться с Катрите. Накануне праздника дядя отпустил его скрепя сердце, и они с Адомелисом выехали с вечера — не близкий путь!

Пока добрались до Паневежиса и, уладив все дела, подошли к костелу, солнце уже близилось к полудню. Вокруг костела собралась густая толпа. Паны из некоторых поместий чуть не силком пригнали своих барщинников. Из открытых костельных дверей доносился голос ксендза, но разобрать можно было только отдельные слова.

Дожидаясь конца проповеди, Пятрас разглядывал собравшихся. Здесь были всякие люди. У костела толпились деревенские, больше всего — молодые парни, подростки и девушки. Все постарались выфрантиться получше, по-праздничному, но выглядели далеко не одинаково. Легко было отличить королевских от барщинников. Те в сапогах, девушки в легких туфельках, а эти — в лаптях и постолах, у королевских сермяги и чемарки новые, сшитые по моде, у барщинников — поношенные, отцовские, или одолженные, не по росту. Девушки так и пестрели узорчатыми юбками, лифами, передничками, яркими платочками, но, вглядевшись, и тут можно было заметить разницу. У королевских — все наряднее, ткани юбок и лифов тонкие, полотно сорочек белее. Не у одной прическа украшена серебряными и золотыми галунами, шелковыми лентами, а на груди сверкают янтари или настоящие кораллы.

У ограды костельного двора, в тени деревьев, стояли шляхтичи, дворяне, помещики. Среди них Пятрас с изумлением увидел женщин и девушек в деревенской одежде, с которыми, учтиво изгибаясь, шушукались паны и панычи. Присмотревшись, он понял, что это барыни и паненки, нарядившиеся по-крестьянски. Они выглядели еще пышнее королевских. Разноцветные бархаты и шелка сверкали и переливались под солнечными лучами, пробивавшимися сквозь листву деревьев. Многие мужчины были в старинных кунтушах, чемарках, опоясанных широкими поясами литого серебра и золота. Были и молодые панычи в деревенских сермягах с соломенными шляпами в руках, другие — в рубахах с деревенскими поясами. Но зато как блестели у них сапоги, как сияли белые, расшитые шелком рубашки, как изящно облегали стан сермяги с отложными воротниками из малинового атласа! А деревенские шляпы с шелковыми лентами были тщательно сплетены из привозной соломки, чистые, ровные, белые. Панычи гладко причесаны, усики подкручены, у некоторых — бородки и бакенбарды, но тогда уж и весь наряд панский: серые брюки в мелкую клетку, черные или темно-синие сюртуки, твердые воротнички, в одной руке высокие шляпы из черного шелкового плюша, в другой — красивые тросточки с набалдашником из серебра или слоновой кости.