Рене Манзор - Апокриф. Давид из Назарета

– Так это ты, Иешуа, здесь, передо мной? – спросил пораженный Савл.

Нет! – возразил голос. – Держись от него подальше! Он утверждает, что поведет тебя к свету, но на самом деле он желает утянуть тебя в самые глубины пекла!

– Я и так уже в пекле! – возмутился Савл. – И раз ты здесь, со мной, значит, никакой ты не Иешуа, а демон!

Это он заставляет тебя верить в это. Открой глаза, и ты увидишь: все, что я говорю, – истина!

– Но я же не могу! – завопил Савл. – Мои веки запеклись!

Только для настоящего требуется, чтобы глаза были открыты, Савл. А вот прошлое может смотреть на себя и с закрытыми глазами.

Эти последние слова неожиданно подействовали на тарсийца. Он отвернулся от этого силуэта-искусителя, который тут же исчез. Потом он лег на свой тюфяк и свернулся калачиком. Видения, которые у него были, переворачивали все в его голове. Его прошлое расстелилось перед ним, словно карта мира, на которой ему было видно все до мельчайших подробностей…

Он увидел свое счастливое раннее детство в иудейском городке Гискале. Увидел, как на его родную деревню напали римляне, и тот колодец, в котором он спрятался, чтобы спастись в этой бойне. Перед его глазами пролетели три дня и три ночи, которые он провел, дрожа от страха, в горьковато-соленой воде в ожидании ухода солдат. Он видел кормилицу, которая смотрела на него сверху, схватившись за края колодца, пока ее по очереди насиловали два легионера. Он снова пережил тот ужас, который охватил его, когда солдаты сбросили ее в колодец, видел, как она шлепнулась в воду, как она утонула на его глазах, глазах ребенка, слишком маленького, чтобы такое видеть. Прижавшись к мокрой стенке колодца, он ничего не предпринял, чтобы спасти ее, парализованный страхом, – он боялся, что его могут заметить. И когда последние пузырьки показались на поверхности воды, его маленькие слабые ручонки смогли лишь зажать рот, чтобы сдержать рвавшиеся из него рыдания.

Ночь, которую он, пятилетний мальчишка, провел в колодце, глядя на труп своей кормилицы, была первым переломным моментом в его жизни. Он чуть было не стал эпилептиком.

Когда он очнулся, с пеной на губах, солнце было уже высоко. То, что наверху было тихо, приободрило его. Он решил выбраться из своего укрытия, перебрался через труп несчастной женщины, схватился за старое ржавое ведро и полез по жесткой веревке. Поднявшись до ворота, он рискнул выглянуть наружу и увидел лишь трупы, пепелище и опустошение.

Оккупанты ушли, но от его деревни ничего не осталось. Тогда он переступил через борт колодца и стал бродить среди догорающих домов в поисках своих близких.

Увидев наконец развалины своего дома, он разрыдался.

– Не плачь, малыш, – донесся до него чей-то голос.

Мальчик обернулся и увидел богатого торговца, сидящего на лошади. Он смотрел снизу вверх на этого мужчину в роскошном убранстве, и ему казалось, что тот растворяется в пылающем небе.

– Твои родители не умерли, – утешал его всадник. – Если они крепкие и здоровые, значит, их забрали. Римлянам теперь нужна рабочая сила для строительства дорог.

Залитое слезами лицо ребенка побледнело.

– Есть ли где-нибудь семья, которая бы тебя приютила, чтобы я тебя туда отвез?

Бедолага покачал головой и снова стал всхлипывать.

– Слезы не в состоянии изменить ход истории, мой мальчик. Такая власть есть лишь у Всевышнего. И раз он сделал так, чтобы мы встретились, значит, он чего-то ждет от меня. Я еду в Тарс, что в Киликии. Если хочешь, я могу взять тебя с собой. У меня есть дети твоего возраста, и мы будем рады приютить тебя.

Савл вспомнил свое первое плавание на корабле с преуспевающим торговцем палатками, который его усыновил, вспомнил свое детство, проведенное в Тарсе в семействе ссыльных Хасмонеев, главой которого был его спаситель. Вспомнил золотую пору своего юношества в Киликии, полученное привилегированное образование и римское гражданство, которое ему дали, как и другим наследникам состоятельных семейств Тарса.

Вспомнил вынужденное возвращение в Палестину после убийства его благодетеля и панический страх, охвативший его, когда судьба снова отняла у него все. Эти житейские катастрофы заставили Савла всю свою жизнь искать протекции могущественных людей, пусть даже при этом ему приходилось отрекаться от своих братьев, своего народа, своей родины; приходилось лгать всем; приходилось продавать свою душу тому, кто был готов больше за нее заплатить; приходилось изменять своему Богу…