Людмила Шелгунова - Русские исторические рассказы [Совр. орф.]

Это было действительно так. Из города к князю вышли посадники и знатные горожане, и вместо всякого приветствия грубо сказали:

— Ни мы, новгородцы, ни ладожане, ни псковитяне не хотим более принимать тебя, и не пустим тебя в город. Верно ты забыл, что давал нам клятву умереть с нами? А вместо того, ты пошел искать другого княжения. Ну, так теперь и иди куда хочешь!

Всеволод Мстиславович сначала погорячился, начал кричать: «Как вы смеете, ослушники!» Но новгородцы всегда были своевольны и грубы, и даже теперь они слывут людьми грубыми, и, не слушая его, повернули и пошли, крикнув:

— Попробуй-ка! Попади в город!

В городе княгиня и все друзья ее стали молить и просить горожан смилостивиться над бедным князем, которому пришлось идти ночевать в ближайшую деревню. Мать княгини сейчас же поехала в Юрьевский монастырь, которому Мстислав подарил земли, а Всеволод подарил серебряное блюдо, и там подняла всех на ноги, рассказав, что случилось. Наконец всем сообща удалось кое-как уломать горожан, и они согласились пустить князя. Но с этого времени князь потерял свою власть, и городские бояре стали считать себя ему равными.

— Бунтуют мои новгородцы, — говорил князь своим приближенным, — надо занять их чем-нибудь.

— Чем же занять?

— Ну хоть войной. Удачная война на долго их успокоит.

Вскоре по городу разнеслась молва, что князь собирает рать на войну. Новгородцы встрепенулись. Кому хотелось отличиться, а кому и дела свои поправить. Не дожидаясь настоящего призыва, народ стал готовиться.

— Куда поведет? Куда? — спрашивали новгородцы друг у друга.

И вот стали почему-то поговаривать о Чуди. Там народ бунтует. Не мешало бы успокоить мятежников, и пощипать Юрьев, основанный великим князем Ярославом, за сто лет перед тем. На новгородской площади раздался вечевой колокол, и народ стал сбегаться. В сущности все знали, зачем их призывали, но все-таки все побежали.

Народ призывался быть готовым к войне. Князь вел его на мятежную Чудь.

Княгиня с семьей осталась в Новгороде, и хотя беспокоилась о своем муже, но зато в городе не слыхала более на него жалоб.

Паша же не теряла времени даром. В Новгороде давно уже была школа, но в ней учились только мальчики, а она достала себе азбуку, и, не разгибая спины, училась сама. Учиться ей было не трудно, потому что в это же время учились княжеские дети, которые были помоложе ее, и старший сын охотно помогал ей.

С наступлением войны, Пашу, как и в предыдущем году отпускали к отцу, но на этот раз она пришла домой с книгой, и не могла не похвастаться перед отцом, что теперь она может почитать им псалтирь, может и рубашку расшить каким угодно узором.

Тетка Агафья была тоже рада гостье и не знала уж, как усадить ее, как угостить.

Паша же с наслаждением вдыхала воздух, пропитанный дегтярным запахом. Она пошла с отцом на работу, помогла ему вывезти навоз, и прогостив неделю, поехала в Новгород.

К осени вернулся и князь. Он вернулся теперь со славою, победителем, так как успокоил мятежников, взял город Юрьев, и обложил его данью. Новгородцы приняли князя радушно: они знали, что ратники их вернулись не с пустыми руками.

В княжеских палатах все ожило, на кухне готовились обеды, и князь беспрестанно ездил на охоту.

С наступлением зимы к князю пожаловал гость, брат его Изяслав Мстиславович, с дружиной.

Пиры пошли на славу, но с первого же свидания причина посещения объяснилась.

— А ведь я к тебе за делом, брат, — сказал Изяслав.

— Рад служить, — отвечал князь.

— Все говорят о твоей храбрости, о твоих военных доблестях: помоги мне.

— Да говори, в чем дело?

— А в том, что завоюй мне область Суздальскую.

Князь задумался. Он знал и видел, что за беспокойный народ новгородцы, и понимал, что его постоянно нужно занимать чем-нибудь.

— Хорошо, сказал он, — я поговорю с кем следует.

овгородцы, отдохнув зиму от войны, рады были с весны двинуться в поход. Жены проводили мужей, девушки отцов и братьев, и храбрый Всеволод отправился с братом. Но до Суздальской области они не дошли, а у реки Дубны, стали лагерем, и Всеволод стал размышлять, что войско у него не настолько велико, чтобы он твердо мог быть уверен в победе. День проходит, он не отдает приказания двигаться вперед, другой проходить — он стоит на месте, и третий и четвертый проходят, а лагерь все не снимается.