Леонид Дайнеко - Железные желуди

Назавтра в нашем семейном котловане, который мы рыли уже чуть ли не месяц, начали свершаться чудеса. "Нашел!" - вдруг воскликнул старший сын, упал на колени и голыми ру­ками принялся разгребать рыжий сырой песок. "Какая-то жел­тая бумага! Какие-то древние письмена!" - взволнованно под­хватили братья. Ах, врунишки! Ах, милые мои чертенята! Вот чего они накануне весь вечер кружили возле керосиновой лам­пы - доводили, красили у огня "под древность" лист бумаги, чтобы утром подбросить ее в котлован. Классический пример археологической фальсификации! Бывало уже такое, ребятки, бывало не раз. Недавно я узнал, например, что есть ученые, ка­тегорически отрицающие существование всей античности, то есть не верящие в Древние Грецию и Рим, во все эти велико­лепные сооружения, статуи, фрески. Они, мол, "подделаны" титанами Возрождения. Вот уж поистине "титанический" труд! Но что ни говори, а я был благодарен сыновьям: очень кстати они напомнили мне, что земля, на которой мы строили свою "хату", не могла быть и не была бесплодной в историче­ском плане. Историю и экзотику мы, белорусы, ищем обычно во Франции, читая Дюма, в Англии и Шотландии, читая Валь­тера Скотта. Но ведь еще Сенека сказал: "Родину любят не за то, что она велика, а за то, что она - родина".

Так из садовода-любителя я снова превратился в беллет­риста. И всеми моими мыслями завладел, властно позвал к себе северо-западный угол Беларуси. Почему северо-западный? Нам многое известно, мы много читали о По­лоцке и Минске. А что мы знаем (прости, Заславль!) о Но­вогрудке? Только то, что там есть замок Миндовга и что в тех краях родился и ту прекрасную землю до самой своей кончины воспевал Адам Мицкевич, называя ее Литвою. В голове занозой засело: Новогрудок, Новогрудок... Я не раз бывал там, видел залитое лунным светом озеро Свитязь, трогал рукой холодные валуны Миндовгова замка. Издали руины замка напоминают зубы, клыки некоего доисториче­ского животного, которое в драматическом напряжении си­лится выпростать из-под земли голову.

Меня заинтересовало само название города. Почему Новогру­док? Это след полонизации, толковали мне: слово "городок" под влиянием польского языка стало произноситься как "грудок". Я поначалу позволил себе не согласиться. А почему название не могло пойти от древнебелорусского "груд", "грудок", что озна­чает возвышенное место, бугор? Пришли откуда-то люди, уви­дели красивое высокое место, груд, и заложили город со слова­ми: "Пусть под Божьим солнцем будет новый град на новом груде". Но, когда перечитал белорусско-литовские летописи, пришлось отказаться от такого, на первый взгляд, обоснованного и смелого предположения. Все. летописцы называли город "Новогродком", а населяли его "новогорожаны", "новогорожане". Значит, все-таки не "груд", "грудок", а "город", "городок".

Очень волновало меня, подстегивало мою мысль и фантазию то обстоятельство, что в свое время Новогрудок был столицей Великого княжества Литовского. Кстати, в "Большом совет­ском энциклопедическом словаре" об этом не было сказано. И - тоже кстати - нельзя пройти мимо такого факта: наша наука то белорусско-литовское государство, столицей которого был Новогрудок, упорно называет Великим княжеством Литов­ским, тогда как летописцы называли его Великим княжеством Литовским, Русским и Жемайтийским.

Короче говоря, я заболел Новогрудком. Это было как шифр как потайной сигнал - Новогрудок или Новаградок, как сего­дня называет свой город тамошний люд. Стоило услышать, прочесть это слово - и перед глазами вставал Неман, батька Неман по-народному, как бы готовый заключить в объятия древний город-тородок, долетали гром яростных сеч, конское ржание, клики воев. Казалось, я слышу неумолчный шум бора, шорох льющего без устали дождя, вижу крестики птиц на небосклоне. Куда они, вольные, летят? Что их ждет? Может, их вот так же видит кто-то из оконца, прорезанного в мрачной каменной стене? Бледное девичье лицо светится в глубине оконца. Давно спит город. Мрак, ночная зябкость... Не знают сна только часовме да влюбленные. Чутко прислушивается девушка - вот-вот ухо уловит топот копыт. Седмицу назад младшая дружина пошла в поход за Неман, чтобы мечом и пикой перечесть ребра у рыцарей-крыжаков. Привези, приведи, конь, любого, а не залитое теплой кровью седло!

По доверчивости и неопытности я рассказал о своих "новогородокских видениях" одному известному, хотя и моло­дому еще, журналисту.

- Брось, старик, - хмыкнул владелец необъятного желто­го портфеля. - Зачем тебе все это? Новогрудок, Литва, кре­стоносцы... Ты же не Адам Мицкевич. Пиши о современно­сти. Хочешь, поедем в Солигорск? На радио очеркишко о шахтерах заказали, А история... - он махнул рукой. - Пус­тое все это, никакой перспективы.