Леонид Дайнеко - Железные желуди

Отец тоже невзлюбил сына. Не зря же с легкостью согласился, чтобы тот сидел в Лавришевском монастыре, а в Новогородке княжил Роман Данилович. Таким образом Мин­довг рассчитывал сделать Галицко-Волынскую Русь своим щитом против татар. Но очень уж хлипким и ненадежным оказался щит.

Войшелк, поддерживая постоянную связь с Глебом-Далибором Волковыйским, с новогородокскими боярами и священнослужителями, ждал своего часа. Не просто ждал: через верных людей он неустанно следил за Романом. Га­лицкий князь чувствовал себя в Новогородке неуютно. Так бурливой, многоводной весной, сидя на клочке сухой земли величиною с телячий лоб, чувствует себя забытый Богом зайчишка. Он в панике: вокруг море воды, трещат, напол­зая одна на другую, льдины, в холодных водоворотах ку­выркаются вырванные с корнем деревья... Сознавая, что почти никто в Новогородке не принимает его всерьез, Ро­ман Данилович зело приохотился к вину и к игре в кости. Когда Войшелк и Далибор с дружинниками пришли глухой ночью на детинец, чтобы заковать князя-приблуду в цепи, тот азартно сражался в кости со своим телохранителем Алексой. Оба были под хмельком и в самом лучшем распо­ложении духа.

Последствия не заставили себя ждать: как только Роман вопреки своей воле распрощался с новогородокским де­тинцем, с далеких Карпат послышалось рычание льва - князь Даниил Галицкий поклялся вызволить сына и отом­стить за него. Со своими полками, с ятвягами и половцами он стремительно ворвался с юга в пределы Новогородок­ской земли. Под Волковыйском произошла жестокая ноч­ная сеча. Удача сопутствовала князю Даниилу: на пределе сил он разбил волковыйскую дружину вкупе с новогородокским ополчением и даже захватил в плен раненого Гле­ба Волковыйского.

Глеба-Далибора привели в шатер к галицкому князю.

- Где мой сын? - спросил первым делом Даниил Романо­вич.

- Не знаю. На земле много дорог, - ушел от ответа Дали­бор.

- Где Войшелк?

- Говорили люди, в Пинеск подался.

Даниил Галицкий и не рассчитывал получить от поло­ненного волковыйского князя какие-то полезные сведения. Он приказал везти Далибора в Холм, а из Холма в Визан­тию - там, в монастырских кельях, искони влачили дни за­точения русские князья, от которых отвернулась удача.

Далибор был как во сне. Везли его на обычной тряской арбе, на каких смерды возят снопы и дрова. Лил ли дождь, горели звезды или светило солнце, а лошади все трусили да трусили, взмахивая длинными гривами. "Бог, наверное, для того насылает на людей несчастье за несчастьем, чтоб они не грустили, не печалились по безвозвратно уплывающему времени, - думал князь. - Кому охота оплакивать то, что безжалостно терзало душу? Только вперед должен смот­реть человек, только в завтрашний день, ибо этот день еще не наступил и может оказаться добрым. Только, разумеет­ся, не для меня. Мне Даниил не простит многолетней дружбы с Литвой. Уснуть бы, забыть обо всем, да сознание мое сродни ночному ворону, которому не спится под свист ветра в руинах".

Приехали в Холм. Построил его Даниил Галицкий на красивом лесистом возвышении посреди ровного поля. Сюда сбежались, спасаясь от татар, седельники, лучники, колчанщики, кузнецы по железу, меди и серебру, рассели­лись вокруг крепостной стены, наполнили новый город людскими голосами и трудовым гулом.

Одним из чудес Холма была церковь святого Иоанна. Пол ее, отлитый из меди и чистого олова, сиял, как венеци­анское зеркало. Четыре арки по углам стояли каждая на четырех каменных головах, высеченных из белого галицкого и зеленого холмского гранита. Образа и колокола князь Даниил доставил из Киева, а иконы Спаса и Пресвятой Бого­родицы подарила ему сестра Феодора из Феодоринского монастыря.

Посреди города соорудили высокую башню из тесаного белого дерева и вырыли у ее подножья колодец-студню глубиною в тридцать пять сажен, где в самую жару была хо­лодная, как лед, вода. Вокруг башни успел вырасти краси­вый тенистый сад.

Еще одной достопримечательностью был каменный столп, стоявший в поприще от Холма. На его вершине гор­до распростер крылья большой каменный орел. Плененного волковыйского князя подвезли к орлу, парившему над зем­лей на высоте двенадцати локтей, заставили слезть с арбы и постоять у подножья монумента. Очевидно, хотели, чтобы Далибор почувствовал свою малость и одновременно был поражен величием и мощью фигуры, олицетворяющей Галицко-Волынскую Русь.

Княжеский дворец, как и весь город, чернел пятнами вы­горевших стен, на подоконниках лежал налет сажи. Оказы­вается, совсем недавно в Холме бушевал пожар, да такой, что красная медь плавилась от огня, как смола. И виновни­ками пожара были не татары, не угры или ляхи - отличи­лась какая-то недалекого ума баба. В сильный ветер вы­гребла из печи-каменки горячую золу и с порога сыпанула ее под столярный верстак на сухие стружки. Не успела гла­зом моргнуть, как взревело, заполыхало пламя...