— Так ты меня все-таки к свинье позвал?
— Да что ты, Дионисий! Дай тебе толком рассказать. Куда торопишься? Уехал наш побитый вояка — часика не прошло, жена еще и хлеба напечь не успела, — новое явление! Высокий, в темном плаще, тоже прихрамывает, на палку опирается — а палка прямо как палица у Геракла [22] Гера́кл — один из самых знаменитых героев греческой мифологии. Постоянным его оружием была большая толстая палица.
, — голос тихий, не крикнет, не рявкнет, вина с водой выпил, отщипнул одну виноградинку, другую; деньги на стол, да не как-нибудь — за три дня вперед. «Раны у меня, говорит, старые разболелись; нельзя ли, хозяин, пожить у тебя дня два-три? Сколько платить?» Ну, я немножко прибавил. Суллов-то разбойник ничего не заплатил — на одном потерял, на другом заработай. Слова не сказал: «Покажи, говорит, комнату, я лечь хочу; лихорадка у меня начинается, хорошо бы врача». Я его скорей в лучшую спальню; да вот и послал за тобой… Подожди, подожди! Поглядел я на этого человека: тихий, овцы не обидит, а у меня, знаешь, по спине холод так и ходит. От первого-то воителя меня не знобило. Поди погляди на него: может, и тебя холодом обдаст.
Подействовала ли на Лариха двойная плата, которую он взял с незнакомца, испугался ли он его по-настоящему, но только спальню ему он отвел действительно лучшую, куда он пускал только самых важных гостей. Это была маленькая комнатка с квадратным маленьким окошечком бей стекла, с деревянной ставней, приделанной изнутри. Окошечко выходило в огород, и крепкий аромат теплого осеннего вечера стоял в комнатке. В углу находилась кровать на точеных деревянных ножках с крохотными кружочками из слоновой кости, искусно вделанными в дерево (Ларих очень гордился этой кроватью); возле кровати на низеньком круглом столике, ножки которого местный помпейский столяр хотел сделать в виде львиных лап, но сбился на что-то напоминающее скорее конские копыта, был поставлен самый большой в гостинице светильник — лодочкой с десятью фитилями, Ларих зажег, правда, только два. Простая табуретка довершала убранство комнаты.
Когда Дионисий вошел, человек, лежавший на кровати, резко, но с видимым усилием приподнялся на локте. Пламя осветило его лицо, и Дионисий чуть попятился назад: «Воин перед битвой», — пронеслось у него в голове. Жестокая усталость и явное физическое страдание не смогли стереть с этого изможденного, похудевшего лица выражение страстной решимости, которая жгла этого человека сильнее, чем огонь лихорадки. Спутанные волосы, чуть тронутые сединой, падали на тяжелый квадратный лоб; пристальный, сверлящий взгляд темных, глубоко посаженных глаз словно пронизывал человека; тонкие, плотно сжатые губы небольшого, правильно очерченного рта, казалось, уже не смогут раздвинуться в улыбке. Левую щеку незнакомца от виска до подбородка пересекал шрам, который еще больше подчеркивал мужественную красоту этого сурового лица. Он смотрел на Дионисия, не говоря ни слова, не делая ни одного жеста.
Старик подошел к кровати и взял незнакомца за руку: она была сухая и горячая.
— Привет тебе, странник! (Рука, которую держал Дионисий, дрогнула.) Я врач Дионисий, сын Никия, афинянин. Позволь мне осмотреть твои раны; может быть, я и помогу тебе.
Больной кивнул и тяжело опустился на кровать. Дионисий осторожно откинул тяжелый плащ, которым был укрыт путешественник, и приподнял короткую, солдатского покроя тунику [23] Туни́ка — рубаха, доходившая до колен, с короткими рукавами. Ее обычно подпоясывали, но дома ходили и без пояса.
, подол которой заскоруз от крови. Бедро вспухло и посинело; кровь засохла на множестве ссадин.
Пока Дионисий обмывал раны, чем-то их смазывал и готовил перевязку, незнакомец не сводил с него глаз. Лицо его как-то посветлело и потеплело, и голос, когда он вдруг заговорил, звучал дружелюбно и ласково:
— Благодарю тебя, отец мой, что ты пришел. Я так рад, что ты грек! Я сразу это увидел и по твоему лицу, и по твоему обхождению, и по говору: ты чуть картавишь. — Незнакомец перешел вдруг на греческий: — Я рад, что ты из Афин. Как я люблю ваших поэтов и писателей! Люблю этот город да и твой народ, Дионисий! Приветливый, веселый, мягкий — и несчастный. Есть ли сейчас счастливый народ?.. Да брось ты возиться с этими синяками, мне от них чести мало: я нажил их не в бою, а в драке, и дрался-то всего-навсего за грязную, как сажа, и тощую свинью… Ты не удивлен?.. Врачу не полагается ахать? Улыбаешься, отец мой, и ничего не спрашиваешь? Ты крепко запомнил урок Гиппократа [24] Гиппокра́т (V век до н. э.) — знаменитый греческий врач.
: спрашивать только о том, что поможет при лечении. Ты не должен спросить, откуда такой кровоподтек?
Читать дальше