— Это, дедушка, Нильская дельта, — смущенно ответил он.
— Нильская дельта? То есть как?
— Ну, видишь ли, — мальчик ткнул кисточкой в крайнего поросенка, спина которого была украшена чем-то вроде растопыренной пятерни, — это папирус. Вот на этом, — он указал на следующего, — видишь две утки. Правда, можно догадаться? Крылья не совсем вышли — на поросятах, знаешь, рисовать неудобно, да он еще дернулся, — но все-таки и глаза и клюв… А сейчас будет крокодил. С пастью очень трудно: она, понимаешь, сползает со спины; хвост — это будет просто. Потом я еще нарисую лотосы, и гиппопотама, и самый Нил. Нил — это тоже просто: такие волнистые полосы; можно и на спине и по бокам: получится полностью Нильская дельта.
— Нильская дельта! — повторил старик, проводя рукой по усам и бороде, чтобы скрыть улыбку. — Скажи, пожалуйста! А где это ты видел полностью Нильскую дельту?
— У соседа, у Авкта. Ты, помнишь, посылал меня к нему с лекарствами. Он водил меня по всей вилле: знаешь, у него все стены разрисованы. Какие там птицы! И море и лодки на море! И храмы и козы! Мне больше всего понравилась река и на ней заросли; плывут утки, в зарослях ходит гиппопотам, черные люди едут в челноке, и на них оскалился крокодил. Я так и хотел нарисовать, да поросенок маловат — не хватило места. Авкт мне и сказал, что это вид Нила — там, знаешь, где он впадает в море. И место это называется «дельта», потому что, понимаешь, у него вид совсем как у буквы дельты. Ты это знал, дедушка?
— Знал, Никий. А ты мне скажи, какое тебе дело было поручено?
— Ты велел мне переметить поросят у Белянки и у Разбойницы разными значками. Чтобы Белянкиных и Разбойничьих нельзя было перепутать.
— Правильно. Тут считают, что поросят должна вскормить их собственная мать, иначе они плохо растут. Ну, и что же ты сделал?
— Конечно, утки и крокодил… но, видишь ли, все вместе — это одна картина. Понимаешь, бежит Белянка, за ней — поросята, и все они как Нильская дельта. Может, нарисовать еще на Белянке пирамиду?
— Я думаю, хватит. У Разбойницы — пожалуйста, а на поросятах ничего не рисуй; пометь их просто кружками или треугольниками. Возьми сурику — будет видней.
— Хорошо. Я ведь и для Гармиса старался. Он сам с Нила — ему будет приятно видеть родные места.
— Хотя бы на поросятах. — Старик невесело усмехнулся. — Вот что, Никий, я ухожу к больному и, боюсь, пробуду у него долго. Не забудь спустить Негра и накормить его.
— Негр — мой друг; я скорее останусь голодным сам.
— Очень хорошо. Поможешь Гликерии вымыть посуду и не будешь ее смущать, приглашая Негра в помощники. Так?
— Так.
— Ложись спать у ворот. Я вернусь очень поздно; откроешь мне. Не надо будить Гармиса: старик устал за день.
— Дедушка, ты ведь тоже старенький и тоже устал. Подумай, сколько тебе идти! Ты к Лариху? Ведь далеко!
— Видишь ли, я свободный человек и всегда был свободным. Гармис раб и с детства жил в рабстве. И в каком рабстве! Пусть хоть в старости почувствует он, что к нему относятся по-человечески. Он в дубовой роще?
— Да. Пасет Разбойницу. Я перемечу поросят красными кружками. В кружке будут две точки — как глаза. Можно пририсовать нос и рот? Все будут одинаковые, совсем одинаковые.
— Хорошо, рисуй. Заставь Гармиса выпить на ночь козьего молока. Спору поможешь перевязать ногу. Боги да благословят тебя, мой мальчик! — Дионисий погладил Никия по голове и вышел за ворота.
Гостиница «Большой слои», как величал Ларих свой скромный постоялый двор, была выстроена на бойкой дороге, шедшей из Помпей [13] Помпе́и — небольшой город в Южной Италии (в области, которая называлась Кампанией). Погиб при извержении Везувия в 79 году н. э.
в Нолу. Над воротами в стену была вделана широкая вывеска с изображением слона, когда-то белого, но уже сильно выгоревшего и посеревшего; слона вел негр, которого художник, плохо справлявшийся с пропорциями предметов, изобразил таким великаном, что голова его закрывала слону глаз. (Негр этот так поразил воображение Никия, что черного лохматого щенка, найденного под оградой усадьбы, он сразу же назвал Негром.) У ворот под навесом устроен был водопой; двое серых маленьких осликов не спеша потягивали воду из широкого корыта; хозяева их, занятые оживленным разговором, сидели рядом на длинной каменной скамье, защищенной навесом от солнца. Увидев Дионисия, они встали, кланяясь ему почтительно и весело: вся округа любила и почитала врача, который никогда не отказывал в помощи, лечил внимательно и с любовью, часами просиживал над больным, будь то богатый землевладелец или нищий колон [14] Коло́н — безземельный крестьянин, арендующий участок земли.
, и ни за что не брал платы (дом, где он соглашался взять корзиночку маслин или кусок свежего козьего сыра, считал себя удостоенным великой чести).
Читать дальше