Петр Сергеенко - Как живёт и работает граф Лев Николаевич Толстой

Я впервые видел Л. Н. Толстого [1] Первая встреча Сергеенко с Толстым состоялась в 1892 г. и невольно приковался к нему взглядом. Он был в темно-серой фланелевой блузе с отложным просторным воротом, открывавшим при поворотах головы жилистую шею. От быстрой ходьбы на морозном воздухе он дышал учащенно, и его седые волосы спутались на висках влажными космами. Он имел бодрый, оживленный вид, держался прямо и двигался быстрыми, мелкими шагами, почти не сгибая колен, что напоминало движения человека, скользящего по льду. Он казался не моложе и не старше своих лет (тогда ему было 64 г.) и производил впечатление хорошо сохранившегося, энергичного крестьянина. И лицо у него было крестьянское: простое, деревенское, с широким носом, обветренной кожей и густыми нависшими бровями, из-под которых зорко выглядывали синевато-серые глаза.

Но выражение глаз его было необыкновенно и невольно привлекало внимание. В них как бы сконцентрировались все яркие особенности толстовской личности. И кто не видел, как вспыхивают и загораются эти глаза, как они приобретают вдруг какой-то сверлящий и пронизывающий характер, тот не может иметь полного представления о личности Л. Н. Толстого <���…>.

Лев Николаевич был в отличном расположении духа. На его не закрытых усами и красиво очерченных губах поминутно скользила улыбка, сопровождаемая юмористическими вставками.

До знакомства с ним я, по его портретам, всегда считал Л. Н. Толстого человеком замкнутым в себе и несколько мрачным. Это неверно. Он очень общителен, разговорчив, любит шутку, высоко ценит юмор и охотно прибегает к нему <���…>.

138

Через неделю после моей первой встречи с Л. Н. Толстым я воспользовался его приглашением и часов около восьми вечера поехал <���…> в Долго-Хамовнический переулок <���…>.

Один из присутствующих коснулся последекабрьской освободительной эпохи и заговорил о братьях Аксаковых, Каткове, Грановском, Герцене и других, которых всех Л. Н. Толстой знал лично. При имени Герцена Лев Николаевич оживился и рассказал, как виделся с ним в Лондоне [2] Толстой познакомился с Герценом в Лондоне в феврале 1861 г., во время своей поездки за границу. Они, по словам Толстого, виделись тогда «почти каждый день, и были разговоры всякие и интересные» (ПСС, т. 75, с. 71). См. письма Толстого к Герцену от 20 марта, 26 марта и 9 апреля 1861 г. («Л. Н. Толстой. Переписка с русскими писателями». М., 1962, с. 454–459). . Установилось мнение, будто Л. Толстой не признает в Герцене литературного дарования. Это неверно. Напротив, именно литературный дар Герцена и ценит-то Л. Н. очень высоко. И когда вопрос коснулся этого, то в усталом голосе Льва Николаевича вдруг зазвучала горячая и юношески свежая нотка, появляющаяся всегда у него, когда он говорит о каком-нибудь истинном даровании или о прекрасном поступке.

— Если бы выразить в процентных отношениях, — сказал он, — влияние наших писателей на общество, то получилось бы приблизительно следующее: Пушкин 30 %, Гоголь 15 %, Тургенев 10 %…

Л. Н. Толстой перечислил всех выдающихся русских писателей, кроме себя, и, отчислив на долю Герцена 18 %, с убежденностью сказал:

— Он блестящ и глубок, что встречается очень редко [3] Толстой неизменно высоко оценивал талант Герцена — прозаика и публициста. Еще до личной встречи с Герценом он писал о нем в дневнике 1860 г.: «Ширина, ловкость и доброта, изящество — русские». В 1888 г. он утверждал, что Герцен как писатель художественный, если не выше, то уж наверно равный нашим первым писателям» (ПСС, т. 86, с. 121); и позднее с воодушевлением говорил о нем как об «удивительном писателе», имеющем огромное влияние на общественное развитие: «Наша жизнь русская за последние 20 лет была бы не та, если бы этот писатель не был скрыт от молодого поколения. А то из организма русского общества вынут насильственно очень важный орган» (ПСС, т. 64, с. 151). В письме к В. Г. Черткову от 8 августа 1899 г. Толстой, сетуя на медлительность откликов на текущие события, приводил в пример Герцена: «Нужно быстро и бойко, по-герценовски, по-журнальному, писать о современных событиях» (ПСС, т. 88, с. 179). .

К нашему столу подошел молодой художник. Лев Николаевич заговорил с ним об его работах и перешел на живопись, от которой требовал не букетов и амуров, а служения высшим запросам человеческого духа. Л. Н. скоро вошел в страстный тон и начал горячо говорить, быстро завязывая при этом и развязывая какой-то шнурок, попавшийся ему в руки. Кто-то упомянул о большой картине одного московского художника.