Петр Сергеенко: Как живёт и работает граф Лев Николаевич Толстой

— Тургенев, как романист, мне никогда особенно не нравился, даже и во дни моей молодости. Иногда я даже удивлялся, как мог такой многосторонне образованный и талантливый человек, как Тургенев, писать такие незначительные вещи, как некоторые его повести <���…>.

— Не нравился мне и «Рудин» Тургенева, которым, помню, многие восхищались. Я слышал «Рудина» в чтении самого Тургенева. Он читал эту повесть как-то после обеда у Некрасова [22] Толстой слушал чтение «Рудина» в середине декабря 1855 г. О впечатлении «фальши», «придуманности» он говорил в июне 1894 г. в беседе, зафиксированной В. Ф. Лазурским, см. наст. том, с. 54. . На чтении присутствовали: Анненков, Дружинин, Григорович, Некрасов, конечно, затем еще, кажется… кажется, Гончаров и Фет… Впрочем, хорошо не помню. Но помню, что и тогда мне не понравилось в повести Тургенева, что я всегда считал в нем слабой стороною, — это его романический элемент. Искусственно и ненужно все это. Вообще в этом отношении Тургенев был престранный человек. Во всякой красивой женщине он видел как бы ключ к величайшей премудрости. Вот ее, мол, надо послушать. В ней именно все то, что нужно человеку. Однажды он пресерьезно рассказывал мне, что одна графиня просила его быть верующим и взяла с него слово, что он будет непременно молиться богу. «И я молюсь теперь, — говорил Тургенев, — каждый день хоть немного, а возьму и помолюсь». А еще раз Тургенев рассказывал мне… — И Лев Николаевич вдруг рассмеялся.

— Вы только представьте себе, — сказал он, — фигуру Тургенева, стоящего, в виде наказания, в углу с колпаком на голове! А он уверял, что иногда именно это проделывает над собою, когда провинится в чем-нибудь. Возьмет будто бы высокий-высокий колпак, наденет на голову и поставит себя в угол. Поставит и стоит. Но все это мелочи, разумеется. Заслуги его все-таки велики. И его рассказы из народной жизни навсегда останутся драгоценным вкладом в русскую литературу. Я всегда высоко их ценил. И тут никто из нас с ним сравниться не может. Возьмите «Живые мощи», «Бирюка» [23] «Живые мощи» (1874) и «Бирюк» (1848) — рассказы из цикла «Записки охотника» И. С. Тургенева. и другие. Все это бесподобные вещи. А его картины природы! Это настоящие перлы, недосягаемые ни для кого из писателей.

146

Однажды между Тургеневым и Л. Н. Толстым произошел очень характерный эпизод, быть может, отчасти послуживший сгущению той тени, которая лежала вообще между Тургеневым и Л. Н. Толстым.

В 1860 году Л. Толстой приехал в деревню к Тургеневу. Тот в это время кончил роман «Отцы и дети» [24] Ошибка. Толстой приезжал к И. С. Тургеневу в Спасское не в 1860 г., а в марте 1861 г. и слушал чтение рукописи еще не законченного романа «Отцы и дети», работа над которым была завершена позднее, в июле 1861 г. и придавал очень большое значение своему новому произведению, выразивши желание узнать о нем и мнение Л. Н. Толстого. Последний взял рукопись, лег в кабинете на диван и начал читать. Но роман показался ему так искусственно построенным и таким незначительным по содержанию, что он не мог преодолеть охватившей его скуки и… заснул.

— Проснулся я, — рассказывает он, — от какого-то странного ощущения и когда открыл глаза, то увидел удаляющуюся из кабинета гигантскую фигуру Тургенева.

Весь этот день между ними как бы висело что-то.

К Достоевскому Л. Н. Толстой относился, как к художнику, с глубоким уважением, и некоторые его вещи, особенно «Преступление и наказание» и первую часть «Идиота», Лев Николаевич считал удивительными [25] Мысль о неровности романов Ф. М. Достоевского, о тщательной отделке автором первых частей (см. Записи М. Г. Черткова, с. 120) повторялась Толстым не раз. Говоря в 1883 г. о «Преступлении и наказании» как о лучшем из романов Достоевского, Толстой замечает: «Прочтите несколько глав с начала, и вы узнаете все последующее» (Г. А. Русанов. Поездка в Ясную Поляну (24–25 августа 1883 г.) — «Толстовский ежегодник 1912 г.». М., 1912, с. 60). Позднее, уже в 90-х годах, он возвращается к этому наблюдению, имея в виду «Преступление и наказание» и роман «Идиот». . «Иная, даже небрежная, страница Достоевского, — как-то сказал Лев Николаевич, — стоит многих томов многих теперешних писателей. На днях для «Воскресения» я прочел его «Записки из Мертвого дома». Какая это удивительная вещь!» [26] См. коммент. 3 к воспоминаниям В. Г. Черткова.

Некоторых из писателей Л. Н. Толстой как бы вовсе не признает. К этому разряду относятся Мельников-Печерский, Помяловский, Решетников и некоторые из современных литераторов. Из писателей-народников Л. Н. Толстой всегда с оживлением говорит о Слепцове.