Владимир Стрельцов - Трупный синод

«Дааа! В свое время папу Бонифация, ты славно полечила. Знать бы только, как это тебе удалось», — подумал Адальберт. Вслух же произнес следующее:

— Ваши знания и таланты, Теодора, вызывают мое глубокое восхищение. Это, увы, является такой редкостью среди женщин.

— Не злословьте, граф, просто женщины считают своим основным достоинством красоту, подаренную им природой и способность обольщать.

— О, Теодора, вам удалось все это соединить в себе с совершенством, — с этими словами граф припал к рукам хозяйки и начал покрывать их жаркими поцелуями.

— Милый друг, судя по вашему настроению, увиденное вами зрелище было до известной степени возбуждающим.

— Не говорите мне про него, Теодора. Это сущее варварство. Признаться, при наблюдении за папой мне пришла в голову мысль, что он временами бывает не в своем уме. Уж не ошиблись ли мы в своем выборе? Епископ Сергий и моложе, и рассудительнее Стефана, и не ослеплен безнадежно ненавистью к Формозу и его приспешникам. Во всяком случае, приступы желчи и ненависти, свидетелями которым мы стали за эти дни, уж точно не соответствуют образу наместника Петра.

— Расскажите мне все, что вы видели, мой друг. И пожалейте мои руки, вы оставите на них следы, — добавила она с укоризненной улыбкой.

Адальберт рассказал ей о событиях последних дней. Теодора внимательно слушала его, особенно ее интересовала реакция на увиденное со стороны основных действующих лиц.

— …..И Формоза потащили прямо по январскому грязному месиву к мосту Фабрициуса. В этот момент я решил воспользоваться случаем, чтобы улизнуть и не видеть, как Стефан расправляется со своим предшественником.

— Право слово, будучи свидетельницей постоянных интриг при константинопольском дворе, я нахожу, что Рим на этот раз утер нос Востоку. Все проделки императорских евнухов кажутся невинными шалостями, по сравнению с этим действительно варварским процессом. И что теперь будет, как вы думаете?

— Безусловно, Рим оскорблен увиденным, я внимательно изучал лица горожан. Безусловно, что Стефан нажил себе этим процессом множество смертельных врагов. Если раньше вражда сполетской и формозианской партий происходила на ниве религиозных разночтений и имущественных притязаний, то теперь …, — Адальберт развел руки в стороны, — теперь это вышло на уровень понятий о Добре и Зле, о смирении и святотатстве. Полагаю, что участникам суда после этого дня стоит опасаться мести формозианцев, вплоть до физической расправы. Ну и, наконец, реакция ближайших соседей Рима, за исключением Сполето, может быть самой жесткой.

— Своим судом, мой милый граф, папа Стефан нанес, прежде всего, удар по Церкви, от которого она может не оправиться еще очень долгое время. Суд над Формозом хуже любого вторжения сарацин, хуже ереси и отступничества, его результатам может радоваться только сам безумный Стефан, поглумившийся над трупом, да тетушка Агельтруда от мысли, что ее сыночек станет единственным императором Италии. В порыве своей жадности и мести она оказала Ламберту такую услугу, которую не совершит даже самый злейший его враг. Римский народ не столь глуп, чтобы поверить в наивное неведение императора. Особенно, если найдутся заинтересованные лица, способные убедить плебс в обратном. Будь теперь Ламберт до конца своих дней самим воплощением святости, на его светлый лик, так же как и на облик всех участников судилища, сегодня легло несмываемое позорное пятно.

— Ламберта не посвятили в тонкости дела, боясь его реакции, ведь он отличается набожностью и трепетным отношением к Святому трону.

— Я думаю, мой милый друг, нам стоит держаться в тени ближайшее время, чтобы наши имена никоим образом не переплетались с этими гробокопателями. Я не вижу перспектив от дальнейшего союза со Стефаном и Агельтрудой.

«Ого, красавица, как ты резво набираешь ход», — подумал Адальберт, но в целом он придерживался такого же мнения.

— Абсолютно согласен, Теодора. Но вам не кажется, что помогая одной партии сместить другую, мы сами по-прежнему далеки от желаемой цели?

— Не совсем так, Адальберт. По-вашему, должность главы римской милиции, полученная моим мужем, недорого стоит?

— Да, ваша семья теперь на хорошем счету в Риме. И ваш муж само воплощение мужественности и верности, — в последние слова Адальберт добавил явно желчный оттенок.

Теодора рассмеялась.

— Да вы не чужды ревности, мой друг. А зря. Для вас мой муж всегда еще один надежный меч в вашем войске. Весьма надежный. Я видела его в деле. Поверьте, в бою он стоит пятерых.