Владимир Стрельцов - Трупный синод

Вернемся на несколько часов назад, к тому самому моменту, когда сиятельнейший граф Тосканы Адальберт Второй решил покинуть жутковатую церковную процессию, и сопроводим одного из влиятельнейших людей тогдашней Италии до уже знакомого нам особняка, стоявшего на Авентинском холме. Эта сторона Рима по начальному времени своей заселенности совсем немного уступала Палатину — отправной точке развития этого города. Но если Капитолий и Палатин были местом, где замышлялись самые грандиозные планы правителей античной империи, где было сердце политической жизни города и страны, если Ватикан отныне являлся мозгом и совестью Рима, то кварталы у подножия авентинских, целийских холмов, продолжая аналогию, являлись, вместе с Серебряным склоном Капитолия, его руками. Здесь размещались ремесленные цеха, художественные школы, торговые артели города, здесь создавалось все то, чем зарабатывал, кормился и прославлялся Рим. Дом Теофилактов стоял, по счастью, и выше, и в стороне от наиболее оживленных зон Авентина, но чтобы добраться до него Адальберту пришлось с головой окунуться в бурлящую жизнь горожан. Пока его носилки медленно плыли под Семью Арками сквозь толпу, чуткое ухо графа улавливало то нехитрые церемониалы рыночного торга за свежую рыбу, то заполонявший собой все апокалептический грохот кузнечных молотов, то еще более раздражающие вопли голодной детворы, неотступно преследующих его носилки в надежде на случайную милостыню, ради которой она претерпевала жестокие удары кнутом от стражи. Граф с удовольствием прислушивался ко всем звукам пульсирующей за окном жизни, ее будничные деловитые ноты и всепобеждающий оптимизм заставили его отвлечься от невеселых раздумий относительно жуткого шествия, совершающегося в этот момент совсем неподалеку.

Но, наконец, его носилки, как ледокол сквозь торосы, пробились на другую сторону беснующегося водоворота римской жизни и очутились в начале красивейшего сада цитроновых деревьев. Здесь, в южной части города, вплоть до Остийских ворот, начинались усадьбы уважаемых, но не слишком богатых горожан, обязанных своему достатку не высокому происхождению, а доблестям, проявленным либо на поле брани, либо на ниве искусств или служения государственным интересам. Одна из таких усадеб, выстроенная, как водилось в то время, на фундаменте римского дома эпохи поздней Империи, принадлежала с недавних пор семье Теофилактов, глава которой, после выдворения из Рима германского гарнизона, получил должность командира городской милиции. Архитектура дома явно носила на себе отпечаток византийской культуры и, вероятно, во многом объясняла, почему Теофилакты остановили свой выбор именно на этом строении. Во время прибытия в Рим, оставшегося, к слову, совсем незамеченным, Теофилактов сопровождала скромная свита слуг, сейчас же по периметру усадьбы выросла каменная стена, а у ворот появилась вооруженная охрана, свидетельствовавшая о том, что дела недавних иммигрантов резко пошли в гору.

Вздохните спокойно все те, кто всерьез переживал по поводу здоровья Теодоры Теофилакт, ваши страхи оказались напрасными. Теодора встретила Адальберта румянцем на лице и лучезарной улыбкой, а слуги почтительно проводили гостя в приемную залу. Всем своим видом они показывали, что в доме Теофилактов Адальберт частый и желанный гость.

Теодора вскоре выпроводила слуг. Это тоже не вызывало каких-либо сплетен и недоумений, слуги никогда не присутствовали при разговоре хозяев с тосканским графом, вне зависимости от того, были ли в этот момент супруги вместе или порознь. На низком столике разместились угощения от хозяев и подарки, привезенные дорогим гостем. Сама Теодора возжелала прилечь на кушетку возле столика, уронив свою голову с распущенными черными волосами на подушки, украшенные орлами Аргоса, а граф был приглашен расположиться в византийском кресле напротив. Граф предложенных удобств не оценил и спустя минуту, как только они с Теодорой остались наедине, соскользнул на кушетку ближе к ней.

— Я рад, прекрасная Теодора, что ваш недуг, о котором мне сообщили, благополучно преодолен.

— Благодарю за заботу, мой милый граф, но я, по счастью, не болею долго. Вы же знаете мои увлечения медициной, я привезла с собой большой запас самых разнообразных лекарств от множества болезней нашего времени и не упускаю случая по возможности этот запас пополнить.