У очага сидели двое убитых горем стариков. Сердце Станко сжалось от боли. Он услышал вздохи, к которым давно уже все были глухи. Сельчане отвернулись от них, даже здороваться с ними не желают.
Но что за чудо! Он уже не свет, а снова человек. Глаза его заволакивает туман. Он силится пронзить его взглядом, но туман все густеет и густеет. Вот туман окутал стариков, скрыв их от его взора. Станко хочет встать, но будто что-то привязало его к земле, чья-то ледяная, отвратительная ручища, как змея, обвила его шею и начала душить его. Он чувствует, что теряет сознание; в горле булькает; руки и ноги холодеют; стынет сердце… и он задыхается…
Вдруг вся тяжесть спала. Лунный свет пробивался сквозь туман, возвращая ему сознание и жизнь. И словно чья-то горячая и нежная рука опустилась ему на чело и начала согревать и сердце и кровь. Он открыл глаза и увидел Елицу. Она была прекрасна, как солнечный луч, румяна, как улыбка зари. Взор ее устремлен на него, а алые губы улыбаются.
«Ела!.. Это ты?!» — воскликнул он.
Она кивнула и прикрыла его глаза ладонью, как бы желая сомкнуть его веки. И прошептала, — это он хорошо слышал:
«Спи!»
Кто-то толкнул его в бок. Он вздрогнул и открыл глаза.
— Вставай! — крикнул Суреп. — Ты что, не слышишь, как каркает ворона?
И вправду, из глубины леса неслось карканье. Станко осмотрелся: все были на ногах.
Он вскочил. В одно мгновение он взвалил на спину сумку атамана и подошел к Сурепу.
— Это настоящая ворона? — в страхе спросил он, потому что воронье карканье не предвещало ничего хорошего.
— Нет.
— Тогда кто каркает?
— Друг… Предупреждает, что турки напали на наш след, — объяснил Йовица Нинкович.
Атаман сидел в задумчивости. Вдруг он встал.
— Бросьте в огонь вон то бревно! — приказал он.
Неподалеку от них лежало огромное бревно. Гайдуки подошли к нему, и в мгновение ока оно очутилось в костре.
— Суреп!
— Слышу, атаман!
— Ступай по селам и рассказывай всем и каждому, что на Дреновой Греде гайдуцкий лагерь.
— Хорошо.
— Йован! Йовица!
— Мы здесь, атаман!
— Ступайте в Баново Поле. Разыщите Ба́новца и скажите ему: в первое воскресенье один человек принесет ему привет. Пусть выполнит мой наказ.
— Хорошо, атаман!
— Ногич! Ты отправишься к себе домой. Возьмешь с собой Станко. Будешь ему во всем подмогой, понимаешь?
— Понимаю, атаман!
— Атаман! — сказал Зека.
— Что тебе?
— Оставь меня тоже здесь.
— Зачем?
— Мы со Станко побратались и дали друг другу слово головой стоять за побратима. Я тоже хочу быть ему опорой…
Атаман немного помолчал, прежде чем сказать:
— Хорошо, останься. — И повернулся к Станко: — А тебе приказываю взять Лазаря живым. Я буду судить его! Не убивайте его, если вам дорога жизнь. Я должен увидеть того мерзавца, который сумел так ловко оболгать честного человека. Смотрите, чтоб ни один волос с его головы не упал. Ногич, ты за это в ответе.
— Не беспокойся, атаман…
— В случае большой опасности идите к Це́ру. Если вам что-нибудь понадобится, обратитесь к кому-нибудь из этих людей: Бановцу в Бановом Поле, Ка́тичу в Гло́говце, Чоня́ге в Са́лаше, Ивану в Кле́не, попу Те́ше в Бадовинцах, Илье Срда́ну в Прня́воре. Любой из них вас напоит, накормит и скажет, где я с отрядом. Если потребуется помощь, известите Верблюда. Готовьтесь!
— Мы готовы!
— Пошли! До свидания, Суреп, Ногич, Станко, Зека, до свидания!
— Счастливого пути!
Через несколько мгновений гайдуки скрылись за деревьями.
Йован и Йовица задержались.
— Вам пора идти! — сказал Зека.
— Догоним. Прощайте! Дай бог свидеться…
— Дай бог!
Поцеловавшись с теми, кто оставался, они взяли свои ружья и побежали догонять отряд.
Станко задумался. Тщетно пытался он понять, какое отношение к истории с кошельком имеют Груша и Маринко. Ему страстно захотелось узнать правду, и он решил сразу же отправиться к Верблюду и расспросить его.
Ногич словно прочел его мысли.
— Сейчас пойдем ко мне, — сказал он. — Там мы будем в безопасности…
— А не лучше ли отправиться к Верблюду? — прервал его Станко.
— Нет, сокол! К нему нельзя. Да и незачем. Верблюд — пугливое животное. Он очень осторожен. Он помнит о нас, но о себе вдвойне. Атаман и тот ни разу у него не был, он всегда сам приходит, если есть важные новости. Пусть вот Суреп скажет, правду ли я говорю.
— Правду! — подтвердил Суреп.
— А потом, — продолжал Ногич, — мельница есть мельница. Туда может заявиться кто угодно. Стало быть, идем ко мне и передадим Верблюду, чтоб навестил нас.
Читать дальше