— Чего ты хочешь? — спросил атаман.
— Выполнять волю твою! Сейчас не до того, чтоб пахать и сеять. Каждый, у кого в груди бьется сердце, должен браться за оружие!
— Отчего кинул свой дом?
— От добра! — словно ветром выдуло у него из груди. — Ищу пристанища… Турки поубивали всех, в живых остались мать да дети малые. Им теперь горе мыкать, а мне — мстить.
Видно было, что Зека понравился гайдукам.
— Примем его, атаман! — закричали все разом.
— Станко у нас без пары, вот и будет ему товарищем, — сказал Заврзан.
— Прекрасно, — обрадовался Зека. — Бог даст, и меня увидите в деле.
— Хорошо, сокол, принимаю тебя, — сказал атаман.
Зека отведал хлеба-соли, а потом стал целоваться с гайдуками.
Пошли шутки и прибаутки. Гайдукам хотелось поскорее узнать, как прошло сражение, и Заврзан принялся описывать боевое крещение Станко. Однако в рассказе его было столько вымысла, что Станко почувствовал неловкость.
— Братья! Люди! — вдохновенно кричал Заврзан. — Я тоже умею стрелять! Все мы умеем стрелять, но так… Ну-ка, Суреп, скажи! Что молчишь, словно воды в рот набрал?
— Ты трещишь сразу за десяток баб! — сказал Суреп, и все покатились с хохоту.
Заврзан взял Станко за плечо.
— Нет, ты послушай, как он болтает. Твои подвиги даже Сурепа заставят разговориться.
Зека глянул сначала на одного, потом на другого. Станко ему сразу пришелся по сердцу. Зеку покорили его твердая рука и верный глаз. Вместе с гайдуками рассматривал он пистолеты и ятаган, который добыл Станко, и восхищался их отделкой.
Заврзан обнажил ятаган и засмотрелся на письмена, начертанные на нем.
— Зека! — сказал он.
— Что?
— Читать умеешь?
— Разве что по руке… А что?
— Думал, ты обучен грамоте и прочтешь вот эти турецкие слова. Наверное, здесь написано имя бека.
Зека склонился над ятаганом и, проведя пальцем по письменам, сказал:
— Я не умею читать. Но посмотри на эти пятна, я их знаю. Это кровь униженных и угнетенных. Пришло время смыть их кровью насильников!
— Как есть пришло! — воскликнул Заврзан, потрясая ятаганом. — Хорош, ничего не скажешь! Погляди-ка, Суреп!
Суреп, погруженный в размышления, сидел на колоде в стороне от товарищей и не слышал разговора. Когда Заврзан подошел к нему с ятаганом, он поднял на него удивленные глаза и спросил:
— Что?
— Гляди, какая прелесть, попробуй замахнись!
— Я никогда не замахиваюсь зря, — сказал Суреп, снова опуская голову.
Гайдуки засмеялись, а Заврзан заговорил:
— Ты, Станко, и смешить людей умеешь. Чем ты нас так околдовал? С тех пор как ты пришел в отряд, Сурепа просто не узнать — такой стал забавник!
Суреп только покачал головой, как бы говоря: «Что с тебя взять? Язык без костей, вот и мелет без остановки».
И опять посыпались шутки. Начались молодецкие состязания. Ну и шуму было! Прыгали Станко и Зека.
— Люди! Да они просто богатыри! — воскликнул Латкович.
— Поистине богатыри!
— Я тоже хотел прыгать, да уж лучше не срамиться! — вздохнул Латкович и сел.
— Зека! — крикнул Заврзан.
— Что?
— А ну-ка перепрыгни Ушана!
— Какого Ушана? — удивился Зека, и все расхохотались.
— Вон того, что сидит свесив уши.
— Разве его зовут Ушан?
— Так его ласково называла мать, — пояснил Заврзан.
Смех покатился по лесу.
— По человеку и ухо! — заметил Латкович. — А ты, чучело гороховое, ты к кому пристал?
— Пристал к дружине, чтоб немножко потешить ее… Разве не так?
— Так, так! — кричали со всех сторон.
— А чтоб мои шутки были веселее, для этого ты, Ушан, в дружине.
— Лучше б рассказал нам что-нибудь путное, чем нести всякий вздор, — огрызнулся Латкович.
— Не возражаю. Ведь я рожден для прибауток.
Товарищи окружили его. Он сел на землю и принялся рассказывать об умной девушке с кривым носом…
Зека то и дело поглядывал на Станко — он угадывал в нем что-то родное и близкое. Вдруг он дернул его за рукав.
— Не обессудь, если я задам тебе вопрос.
— Какой?
— Это ты вчера вступил в отряд?
— Я.
— Это тебя очернил побратим?
У Станко загорелись глаза и запылали щеки при напоминании о Лазаре.
— Откуда ты знаешь?
— Мельник сказал. Он все мне выложил: и что ты совсем не виноват, и как к тебе на конюшню подкинули кошель. И все это по наущению субаши сделали твой побратим и какой-то Маринко…
— Да. И мне он то же сказал. Только никак не пойму, откуда он знает. Не берет ли он греха на душу? Я во всем виню одного Лазаря. И если есть на свете бог, то Лазарь за это поплатится!
Читать дальше