Борис Тумасов - Иван Молодой. Власть полынная

До Камы-реки добрались, сообщал Федор Давыдович, а дальше пошли на конях, плыли притоками на плотах. На речке Чердынь изготовились сразиться с тем князьком Михаилом, да он на речку Калву побежал. Там его настигли и в бою любом в плен взяли.

А где речки Калва и Поска сливаются, срубили ратные люди новый городок во славу великих князей московских.

И еще порадовал воевода князь Пестрый-Стародубский: если идти на северо-восток, там каменные горы и река Обь, край Сибирский…

Когда гонец в Москве объявился, Иван Третий находился в Дмитрове. Выслушав посланца, Иван Молодой обрадовался и за ту победу велел передать князю Федору Давыдовичу золотую деньгу…

Укрепляется Московская Русь, ширятся ее границы, но молодого князя Новгород Великий беспокоит. Побывал он там, казнил злостных ослушников, а люд не унимается. Надобно новый поход готовить, а государь отмалчивается: то ли Ахмата остерегается, то ли невесту ждет.

Но Ивана Третьего заботы тяготят, покоя не дают дела государственные. Вот и в Дмитрове побывал, спор с братьями унимал. Борису дал Вышгород, Андрею Меньшому - Тарусу, а Андрею Большому мать, старая великая княгиня, от себя городок Романов на Волге выделила. На этом братья крест целовали…

Тяжкое бремя власти. Едва унялись удельные князья, как хан Ахмат грамоты одну за другой шлет, дани требует. Не мирится, не хочет признать, что Русь не та, что сто лет назад. Не будет хану от Руси ныне никакой дани…

И Иван Третий, как и великий князь Московский Иван Молодой, думает, что хан есть хан, а ежели сами русичи с недругами союза противу Москвы ищут? Эвон из Новгорода знак подают посадник новгородский, а особливо старая Марфа-посадница - все-то ей неймется. У Борецкой одна мысль - с Казимиром, королем польским и великим князем литовским, урядиться.

Вредная старуха, на Москву злостью исходит, ядом брызжет. А как ее изобличить? Вот и сын Иван в Новгороде побывал, а на нее явных улик не подобрал, никто на нее не показал…

Едва государь из Дмитрова воротился, как Иван Молодой душу порадовал: Москва над Пермской землей крылья распростерла.

Такая весть еще больше распалила бояр московских. На Думе решительные голоса раздавались, кричали: «Веди, государь, полки на Новгород!» Молодой князь Иван заодно с ними. Но им невдомек, что Ахмат, хан Золотой Орды, кривой нож в спину Москве занес!

Ночью не спалось. Мысли плутали. И не ожидание невесты будоражило его. Что какая-то женщина займет место Марии - с этим он смирился. Вот и митрополит Филипп говорит: «Живой о живом думать должен…»

Нет, мысли великого князя Ивана Васильевича об Угрозе, какая постоянно нависает над Москвой. Думы одолевают, одна страшнее другой…

С той поры, как Менгли-Гирей стал ханом Крыма, татары из-за Перекопа меньше угрожают Московской Руси. Крымцы совершают набеги больше на малоразоренные Польшу и Литву.

А Ахмат? Золотая Орда? Издавна она привыкла грабить русские княжества и дань получать. Со времен Ивана Калиты сами русские князья обирали свои княжества, чтоб ублаготворить ордынских ханов…

Иван Васильевич позвал отрока, дремавшего у двери:

- Покличь молодого великого князя!

Государь сидел нахохлившись. Свет свечи отбрасывал причудливую тень. Вошел Иван Молодой. Видно, он уже спал, был в наспех накинутом на плечи опашне. Сел рядышком, и чем-то добрым от него повеяло. Ровно мать его, Мария, здесь. Даже сердце защемило.

Однако Иван Васильевич отбросил нахлынувшие чувства.

- Вот, сыне, никак не уразумею, как угрозу Ахмата от Москвы отвести?

Молодой великий князь молчал недолго. Заговорил, будто ответ у него был давно заготовлен:

- Что дань не повезем в Сарай, так и Дума приговорила. И мыслится мне, отец, надобно к Ахмату слать посольство. И не боярина какого-нибудь захудалого или древнего, а дьяка умного, зоркого, чтоб все высмотрел, речи красные вел и Ахматке в душу влез. Да ко всему чтоб умел без толмача обходиться.

Теперь задумался Иван Третий.

- Такого дьяка сыскать мудрено. А уж из бояр такого не вижу… Вот разве дьяк Никифор Басенков? Отец его служил воеводой у отца моего, Василия Темного.

- Так его и пошли, государь.

- Добро, сыне. Ступай, а я еще поразмыслю. Верно, совету твоему и последуем. - И улыбнулся :- Одна голова хорошо, а две еще лучше.

Зимняя вьюга отодвинула рассвет. Снежные вихри клубились, поднимаясь над дворцовыми и митрополичьими палатами, взвивались выше боярских хором.

Когда молодой князь Иван оделся и вышел из дворца, пурга стихла. Только иногда рванет полы княжьей шубы, сыпанет в лицо колючей крупой.