Борис Тумасов - Иван Молодой. Власть полынная

- Истину, государь, речешь, - кивнул владыка Филипп. - Я утверждаю: не католиков дело православную Русь собирать, не папы римского длань над русской землей вознесется, а владыки православного.

Так, только так, - загудела Дума.

княжества, которые были под Литвой и Польшей:

- Эвон Смоленск и Киев, Полоцк и Витебск где очутились?

Великий князь поднял брови:

И о том слова мои. Но ныне паче всего обеспокоен я Новгородом Великим. Ведаю, заговор зреет среди новгородцев, того и гляди, перекинутся к Казимиру.

Не дозволим! - застучал клюкой Стрига-Оболенский.

Хрипун-Ряполовский иронично посмотрел на него:

- Эко Аника-воин!

А Стрига-Оболенский из висячего рукава шубы льняной платок достал, нос выбил и снова завопил:

- Надобно посольство в Новгород слать, воочию убедиться, так ли уж он к Литве тянет!

Княжич Иван бояр слушает, но пока что одно разумеет: Новгород против Москвы идет.

В Новгороде Великом княжич не бывал, но слышал, что город торговый, мастеровой, Волхов-река с причалами, дворами иноземными. Краем глаза он заметил, как боярин Крюк носом клюет, спит. Прыснул в кулак, но никто не услышал.

Иван Васильевич посохом пристукнул, и палата стихла. Замер и княжич, ждет, о чем отец речь поведет. А тот все молчал, на бояр смотрел испытующе. Те насторожились.

- Бояре мои думные, князья, братья мои, князья, что на уделах сидят, хочу я вам слово свое сказать. Поди, помните, в какие лета великий князь Василий Темный меня, малолетнего, великим князем нарек?

- Как не помнить! - зашумели бояре. Иван Третий снова сделал паузу:

- Так вот, отныне, как повелось от отца нашего, Василия Темного, великим князем со мной сядет мой сын, князь Иван Молодой. И нам бы грамоты вместе подписывать и князьями великими московскими именоваться…

Смолк ненадолго. В тишине Хрипун-Ряполовский что-то о молодости княжича промолвил, но Иван Васильевич прервал его сурово:

- Иван молод, но мудрость с годами обретается. Да и вы, бояре думные, ему советниками будете. А именоваться ему отныне великим князем Иваном Молодым не токмо в княжестве Московском, но и в иных землях наших. Слышите, бояре, и ты, владыка?

Грозно повел очами Иван Третий по думной палате и, опираясь на плечо сына, поднялся, подав знак, что конец Думе.

Мало сказать, что отцовские слова княжича Ивана огорошили, - они разум его помутили. Прежде знал, что после отца, великого князя Ивана Васильевича, сидеть ему на московском столе, но вот чтобы уже при отце великим князем, государем Иваном Молодым называться…

К матери, великой княгине, пришел, на колени встал. Княгиня Мария волосы ему потеребила, тяжело дыша, проговорила:

- Отныне, сынок, утехи ребячьи позабудь. В делах и помыслах помни, кто ты ныне! К разуму отцовскому прислушивайся, учись государством управлять. - Чуть погодя добавила: - А еще, сынок, опирайся на князя Даниила Холмского. Он тебе первым на помощь приходить будет. Даниил хоть родом швед, но в делах московит…

Иван материнскую опочивальню покинул, а в сознании все еще не мог взять, что он великий князь.

Еще мать упреждала: отныне у него заботы княжеские и жизнь его надвое разделилась: первая половина навсегда ушла в прошлое, вторая, теперь уже для великого князя Ивана Молодого, только начинается…

Из комнаты матери Иван направился в келью к бабушке, вдовствующей старой княгини.

Она сидела в низком креслице, в черном монашеском одеянии. Увидев внука, заулыбалась:

- Иди, Ванятка, погляжу на тебя.

Княжич пригнулся. Старая княгиня потрепала его вихры:

- Доволен, поди, уломала государя коварная тверичанка, чтоб назвал он тебя великим князем?

Иван хотел напомнить бабушке, что и ее предки тоже тверичи, но старая княгиня и сама сказала:

- Я родословную свою помню, но я с Москвой срослась, а твоя мать на Москве десяток лет живет, а духа тверского еще не выдохнула… Хитра, ох хитра! Дядьев твоих, Ванятка, испугалась, чтобы они на московский стол не зарились. Гляди же, коль станешь великим князем Московским, дядьям обиды не чини. Они и так недополучили, все отец твой Иван на себя забрал. Я уже просила его, чтоб дал братьям от богатств своих кое-каких городков да деревенек, не обеднеет… Ну ладно уж, возрадуйся, коли государь тебя великим князем Иваном Молодым назвал…

В Посольском приказе, что за Чудовым монастырем, писчий человек Омелька, худой, кости да кожа, грамоту сочинял от имени великих князей московских к Новгороду Великому.

Сочинит Омелька, перо гусиное о патлы нечесаные поскоблит и вновь принимается перечислять обиды, какие Новгород нанес великому княжеству Московскому. А обид писчему человеку Омельке надобно выискать немало и обсказать их в грамоте обстоятельно, иначе заявится дьяк Федор Топорков, перечитает и, избави Бог, заставит сызнова переписать.