Борис Тумасов - Иван Молодой. Власть полынная

Конец сентября, в великокняжьих хоромах прохладно, и дворецкий велел топить печи.

Иван Васильевич смотрел, как пламя лижет поленья, а сам размышлял о запрете купцам ехать в Новгород. «Поделом, - решил, - пусть знают новгородцы, что они не какой-нибудь вольный город Брюгге, а городок Московской Руси… Настает время, когда после разбоев ордынских откроется волжский путь и в Москву потянутся торговые люди из многих земель…»

Великий князь Иван Васильевич мечтал о том времени, когда не только из стран Востока, но и с Запада, из Кракова и других земель будут привозить товары на московский торг.

Он смотрел на огонь, а сам думал о своем. Новгород к рукам прибрали, к Казани подбираются. Недалек тот день, когда ханству казанскому конец наступит… А затем придет время Смоленск воротить, Киев и иные города, кои за Литвой и Польшей числятся…

Нелегкая ноша ляжет на великих князей московских, какие после него, Ивана Третьего, и Ивана Молодого княжить станут.

Вон хотя бы на Смоленск полки вести. Его надобно брать пушечным боем, с подкопами…

Кто они, те князья, будут? Внук ли Дмитрий, сын ли Василий, коего Софья в великие князья прочит…

Неожиданно мысль к сыну Ивану перебросилась. Встревожила. С возвращением его с дальних северных земель и с Каменного пояса жалуется он на ноги. Болеть начали, будто изнутри жилы рвут. Врач Софьи сказывает, болезнь та камчугой [41] Камчуга - род проказы. зовется и лечить ее следует водой огненной…

Пламя перегорало, долизывало последние поленья. Постреливало…

«Вот так и жизнь человеческая перегорает, как этот огонь в камине», - подумал Иван Третий. Давно ли в Твери обручали его с Марьюшкой! Детьми то было. И вот уже нет Марьюшки. Софья место ее заняла. А заняла ли? Нет, место Марьюшки никто не займет, даже царевна царьградская… Эвон, детишек рожает, не чужих ведь, а отчуждение к ней он чует…

И снова мысль на сына Ивана перекинулась. Кажется, его болезнь Софье в радость. Надеется, больной великий князь не великий, рано или поздно Василию место уступит!

Иван Третий хмыкнул. А так ли, что Василию быть великим? Почему не Дмитрию? Дмитрию Ивановичу…

Государь сжал губы, нахмурился. Тяжелая складка перерезала его высокий лоб, и он просит Господа, чтобы оглянулся на муки великого князя Ивана Молодого. Ведь он сын Марьюшки, а Дмитрий продолжение ее рода от тверских кровей.

Уйдет тверской князь Михаил из жизни, быть на княжестве в Твери либо Ивану, либо Дмитрию.

От раздумий очнулся, когда перегорели поленья в камине, рассыпались уголья. Иван Третий вытянул ноги и задремал.

Бояре тверские, какие перекинулись к московским великим князьям, доносили: Михаил с Казимиром списывается. О чем, никому не ведомо.

Молодой великий князь Иван убеждал отца, что бояре эти поклеп на Михаила возводят, хотят поссорить московских князей с тверским. Однако Иван Третий отмахнулся: он давно замыслил Тверь к рукам прибрать.

Коломенскому и серпуховскому воеводам повелел полки к Москве привести, а воеводе полка московских дворян быть наизготове.

До поры князя Холмского и Ивана Молодого в планы свои не посвящал, хотел самолично сломить Михаила, увидеть, как признает он себя младшим братом Москвы. А Ивану Молодому государь говорил:

- Ужели не видишь, как Михайло вознесся? На письмо мое о Дмитрии чем ответил? Вроде соседу через забор кивнул. А ведь я ему весть добрую послал! С чем Санька из Твери воротился? Разве мать твоя Мария довольна была бы Михайлой? Нет, Иван, по всему вижу, у тверских князей гордость разум затмила. Не хотят забыть, что Тверь давно уже ниже Москвы стоит…

Ты, Иван, разверни пергамент, на карту погляди, как Тверь у Москвы поперек дороги легла, сколь земель она от нас норовит отхватить, но только близок локоть, да не укусить, сил нет. Тверь все еще хочет над нами главенствовать…

Вот и хочу я, чтоб Михайло покорился, вроде князя служилого стал. Вон погляди, пока мы гордость бояр новгородских не уронили, в бояр поместных не обратили, Новгород всякий раз зубы показывал. Ан дождались, чтоб повыбили…

Тебя, Иван, с полками на Тверь не пошлю. Негоже, чтоб будущий летописец в укор Москве ставил, что племянник на дядю войной хаживал. Славы окаянной тебе не желаю. И так на род Рюриковичей грязь черная вылилась. На Святополка и на Шемячича, сам ведаешь, на все в летописях своя отметина.

- Ты, государь, с князем Михаилом подобрее будь. Не чужой он нам.