Людмила Третьякова - Театр для крепостной актрисы

Достаточно сказать, что в Фонтанном доме ключ от графской сокровищницы находился у Татьяны Васильевны. Собираясь, скажем, во дворец, Шереметев просил ее принести нужныеему драгоценности.

Во всех значительных для Параши моментах ее подруга всегда была с нею рядом. И в трагический день ухода — тоже. Он на шесть десятилетий стал для Шлыковой днем светлой печали. Этот день, в сущности, переломил и ее собственную жизнь.

...Татьяна Васильевна, как и ее мать и братья, получила от графа «вечную отпускную». Она стала не только вольной, но и хорошо обеспеченной женщиной: Шереметев в качестве приданого дал ей очень крупную сумму — тридцать тысяч рублей. Так что и материально Шлыкова была независимой. Полная сил тридцатилетняя женщина вполне могла бы устроить свою судьбу. Но выбор уже был сделан: тревожное наследство Параши — ее трехнедельный сын связал ее по рукам и ногам.

Никогда она не попытается сбросить с себя эти путы. И вся ее жизнь, как само собой разумеющееся, будет принадлежать графу Дмитрию Шереметеву, а потом и его детям.

Татьяна Васильевна не относила себя к красавицам, но, разглядывая ее портрет, вспоминаешь слова одного кавалера из восемнадцатого века, понимавшего толк в женских прелестях: «Зачем ей быть красивой, если она так очаровательна!»

Любила ли она? Любили ли ее? Об этом Шлыкова никогда не рассказывала, и люди, знавшие ее десятилетиями, оставались на этот счет в неведении. «Многое из прошлого в жизни Татьяны Васильевны осталось навсегда тайною; о многом можно только догадываться».

Правда, было известно, что уже после смерти супругов Шереметевых Гранатовой делал предложение руки и сердца глава того самого Английского магазина, куда любил хаживать Николай Петрович, да и она сама заглядывала. Однако мистеру Плинке Татьяна Васильевна отказала, хоть и осталась с ним в дружеских отношениях. На этом в неведомой нам истории ее личной жизни была поставлена точка.

По смерти жены одним из первых рескриптов граф подчеркивал значение Татьяны Васильевны в доме, обязывая всех и вся относиться к ней с неизменным почтением, выполнять ее распоряжения и оберегать от беспокойств.

Шлыковой отвели апартаменты на первом этаже Фонтанного дома с правой стороны. Здесь она прожила до конца своих дней. Мы и сегодня можем заглянуть туда сквозь высокое окно, будто бросив взгляд ровно на два столетия назад.

...Порядок и чистота в комнатах Татьяны Васильевны поддерживались необыкновенные. Побывавшие в них вспоминали приятный легкий запах от чайных деревьев, которые росли у нее в кадках. Здесь стояли старомодные кресла, стулья в ряд, большое красного дерева трюмо, раздвижной шкаф. Все знали, что в нем Татьяна Васильевна хранит настойки, в том числе и любимую «березовку» — средство для притираний. «Но она не прочь была, — как писали, — и от внутренних приемов этой березовки».

На камине тикали английские часы старинной работы — подарок Николая Петровича. У окна небольшой письменный стол. В спальне киот с образами, диван, служивший постелью. Обстановка отнюдь не роскошная, но удобная, уютная. Последующие поколения Шереметевых об этих скромных стенах часто вспоминали как о потерянном рае.

Но были в комнатах вещи, имеющие для их хозяйки особое значение. После кончины Прасковьи Ивановны выпросила Татьяна Васильевна у Шереметева зеркало, принадлежавшее покойной, — высокое, в золоченой раме с двумя гирляндочками и вазой посередине столика. По ее просьбе отдал ей граф и один из портретов своей жены. Со временем к нему прибавился портрет Дмитрия, а потом и его наследников.

...Парашиного сына Татьяна Васильевна обожала. Она уверенно командовала штатом «Митиной прислуги» и, разумеется, вовсю баловала мальчика. Для него слова «нет» не существовало, и этим обстоятельством ребенок, конечно, не замедлил воспользоваться.

Однажды Николай Петрович оказался свидетелем того, как сын в окружении нянек капризничает и топает ногами. Выпроводив всех из комнаты, граф сказал мальчику, что тот будет сидеть взаперти до тех пор, пока не успокоится. Митя начал кричать еще пуще. .