Колин Маккалоу - Битва за Рим

Неотвратимо двигаясь навстречу своей судьбе, он прибыл на Нижний форум. Там его ждал Луций Корнелий Цинна во главе процессии из сенаторов и немногочисленных старших всадников. Бургунд быстро и ловко помог Марию слезть с коня, расправил на своем господине тогу – и встал с ним рядом, когда Марий остановился перед Цинной.

– Что ж, Луций Цинна, не будем мешкать! – громко произнес Марий, делая шаг вперед. – Я проходил это шесть раз, ты – один раз, не будем же превращать это в триумфальное шествие!

– Подождите! – крикнул бывший претор Квинт Анкарий, покинув свое место среди мужчин в тогах с пурпурной полосой, следовавших за Цинной, и твердо встав перед Гаем Марием. – Вы нарушаете порядок, консулы. Гай Марий, ты младший консул, ты должен идти за Луцием Цинной, а не перед ним. Я также требую, чтобы ты убрал этого огромного грубияна-варвара из нашей торжественной процессии к Великому Богу и велел своим «телохранителям» покинуть город или снять мечи.

В первый момент показалось, что Марий ударит Анкария или прикажет своему огромному германцу оттолкнуть бывшего претора; но старик опомнился, пожал плечами и пропустил Цинну вперед. При этом раб Бургунд остался с ним рядом, приказа «телохранителям» уйти тоже не прозвучало.

– Твое первое требование, Квинт Анкарий, соответствует закону, – свирепо заговорил Марий, – но второго и третьего я не приму. В последние годы моя жизнь то и дело висела на волоске. Я калека. Поэтому рядом со мной останется мой раб. Мои бардиеи дождутся конца церемонии на Форуме, чтобы потом сопроводить меня.

Квинт Анкарий хотел возмущенно возразить, но потом нехотя кивнул и снова занял свое место; претор в год консульства Суллы, он люто ненавидел Мария и гордился этим. Чтобы он согласился пропустить Мария перед Цинной в процессии, его пришлось бы связать, особенно после того, как он понял, что Цинна готов проглотить это наглое оскорбление. Он вернулся на свое место только потому, что увидел умоляющий взгляд Цинны; теперь его тошнило от отвращения. Зачем ввязываться в драку на стороне слабака? О, взмолился Квинт Анкарий, поскорее заверши эту войну и вернись домой, Луций Сулла!

Сотня всадников, возглавивших процессию, к этому моменту уже достигли храма Сатурна и только тут поняли, что оба консула и сенаторы остались на месте, занятые спором. Паломничество к обители Великого Бога на Капитолии оказалось скомкано, что не предвещало ничего доброго. Никто, включая Цинну, не набрался смелости попенять Гаю Марию на то, что он пренебрег ночным бдением, положенным новым консулам; умолчал Цинна и о черном когтистом перепончатом существе, которое видел в бледном небе, пока стоял ночью в храме.

Никогда еще инаугурация консулов в первый день года не проводилась так поспешно, как в этот раз, включая даже пресловутый случай, когда Марий пожелал начать консульские церемонии, оставшись в облачении полководца-триумфатора. По истечении четырех коротких светлых часов все было завершено: и жертвоприношения, и заседание сената в храме Великого Бога, и последующий пир. Никогда еще желание людей поскорее разбежаться не было таким сильным. Все участники процессии, спускавшиеся с Капитолия, видели голову Гнея Октавия Рузона, гнившую на острие копья на краю ростры; расклеванное птицами лицо было обращено пустыми глазницами в сторону храма Юпитера Всеблагого Всесильного – жуткое предзнаменование!

Вынырнув из проулка между храмом Сатурна и склоном Капитолийского холма, Гай Марий выследил и догнал шедшего впереди Квинта Анкария. Почувствовав руку на своем плече, бывший претор оглянулся, и удивленное выражение на его лице сменилось отвращением при виде того, кто его остановил.

– Меч, Бургунд, – тихо сказал Марий.

Он еще не договорил, а меч уже был вложен в его правую руку; рука взлетела и опустилась, Квинт Анкарий упал мертвый, с лицом, разрубленным от верха лба до подбородка.

Никто не посмел возмутиться. Когда прошло оцепенение, сенаторы и всадники разбежались. Рабский легион Мария, оставшийся на Нижнем форуме, по щелчку пальцев старика бросился за ними в погоню.

– Делайте с ними, с cunni , что хотите! – проревел сияющий Марий. – Но отличайте моих друзей от моих врагов!

Цинна замер, исполненный ужаса при виде того, как рушится его мир, ради спасения которого он не мог предпринять ровным счетом ничего. Его солдаты либо были на пути домой, либо остались в лагере на Ватиканском поле; бардиеи Мария – как он называл своих подручных-невольников, потому что многие из них принадлежали к этому далматинскому племени иллирийцев, – уже завладели городом Римом и обходились с ним безжалостнее, чем безумный пьяница с ненавистной женой. Мужчин рубили без всякой причины, дома грабили и разоряли, женщин бесчестили, детей убивали походя. Многое происходило бездумно, просто так – но не всё; некоторых Марий намеренно обрек на гибель, некоторых убийцы по собственному усмотрению отнесли к его недругам, не слишком разбираясь в оттенках его настроения.