Колин Маккалоу - Битва за Рим

Содержание письма не понравилось Митридату. Он принялся кусать губу и хмуриться так зловеще, что те из его приближенных, которым надлежало молчать в присутствии владыки, благодарили судьбу за свое положение и сочувствовали Архелаю – от него требовалось отвечать, когда царь обращался к нему. Впрочем, сам Архелай как будто не слишком тревожился: двоюродный брат царя и его первый приближенный, он считался скорее другом, нежели слугой и был по-братски предан Митридату.

Однако, несмотря на внешнее спокойствие, Архелай опасался за свою жизнь не меньше остальных: любому, кто удостаивался царской дружбы, не следовало забывать о печальной судьбе другого влиятельного приближенного – Диофанта, который тоже был царю больше чем слуга и даже больше чем дядя, поскольку заменил ему отца.

С другой стороны, размышлял Архелай, поглядывая на властное и раздраженное лицо царя, от которого его отделяло расстояние вытянутой руки, человек не властен над судьбой. Царь есть царь, и он вправе распоряжаться своими подданными, даже убивать их, если на то его воля. Такое положение вещей обостряло способности людей из окружения государя, весьма энергичного, своенравного, по-детски непосредственного, незаурядного, сильного и в то же время нерешительного. Чтобы уметь выпутываться из бесчисленных рискованных ситуаций, необходимо было обладать острым и быстрым умом. Опасности же при дворе возникали подобно штормам на Эвксинском море или вскипали, словно вода на углях, тлевших в царской голове. Митридат мог покарать и за давно забытый проступок, совершенный десять лет назад. Царь никогда не прощал обид, истинных и мнимых, разве что откладывал расплату на будущее.

– Кажется, мне придется с ним встретиться, – молвил Митридат и добавил: – Как ты полагаешь?

Вот и ловушка: что ответить?

– Если на то нет твоей воли, государь, ты не обязан ни с кем встречаться, – с готовностью ответил Архелай. – Однако мне представляется, что Гай Марий – интересный человек.

– В Каппадокии. Следующей весной. Пускай сперва оценит по достоинству Никомеда. Если этот Гай Марий столь великий человек, ему не придется по душе Никомед Вифинский, – решил царь. – И с Ариаратом пускай встречается до меня. Отправь этому жалкому червю приказ: пусть отправляется весной в Тарс к Гаю Марию и лично сопроводит римлянина в Каппадокию.

– Войско должно быть готово, как и намечено, государь?

– Конечно. Где Гордий?

– Он должен прибыть в Синопу, прежде чем зимние снегопады завалят перевалы, – ответил Архелай.

– Хорошо.

По-прежнему хмурясь, Митридат снова погрузился в чтение письма от Баттакеса и закусил губу. Ох уж эти римляне! Всюду они суют свой нос! Какое дело такому великому человеку, как Гай Марий, до судеб народов Восточной Анатолии? Уж не заключил ли Ариарат с римлянами сделку, чтобы скинуть его, Митридата Евпатора, с престола и превратить Понт в сатрапию Каппадокии?

– Путь мой был слишком долгим и трудным, – проговорил царь, обращаясь к Архелаю. – Я не склонюсь перед римлянами!

И действительно, путь его был трудным чуть ли не с самого рождения, поскольку нынешний царь Понта Митридат Евпатор был младшим сыном царя Митридата V и его сестры-жены Лаодики. Он родился в тот же год, когда загадочная смерть постигла Сципиона Эмилиана, и имел старшего брата, названного Митридатом Хрестосом – «Помазанным на царство». Царь-отец мечтал о расширении пределов Понта за счет соседей, главным образом Вифинии, самого давнего и упорного своего врага.

Сперва представлялось, что Понт сохранит за собой титул «друга и союзника римского народа», заслуженный царем Митридатом IV, который поддержал пергамского царя Аттала II в его борьбе с вифинским царем Прусием. Митридат V какое-то время оставался верен этому союзу, отправляя подкрепления римским войскам во время Третьей Пунической войны, а также сражаясь с наследниками пергамского царя Аттала, не пожелавшими выполнить его завещание, по которому все царство отходило Риму. Но потом Митридат V заполучил Фригию, заплатив за нее золотом римскому проконсулу в Малой Азии Манию Аквилию. Это привело к тому, что Понт лишился титула «друга и союзника», и с тех пор Рим и Понт враждовали, чему способствовала хитрая политика вифинского царя Никомеда и происки сенаторов – противников Аквилия в самом Риме.