Якоб Тик - Зигфрид

Плач, вопли, стоны, причитанье,
Скорбь духов, неумолчный хор,
Прервите вечное роптанье!
Нет вам покоя до сих пор?

Прочь! Прочь! Скорее, ради Бога!
Стремглав бежать я предпочту
Туда, где посреди чертога
Мой сад в таинственном цвету.

Сокровищница Линдахары,
Альгамбры вечная весна,
Как и в правленье Делькамары
Вся скорбь любви в тебе слышна.

Сад, где всю ночь луне в усладу
С ней водомет ведет игру,
Где розы берегут прохладу
Для солнечных лучей в жару.

Лимоны, мирты, апельсины
Мою купальню сторожат
Благоуханные глубины,
Овеяв душу, освежат.

Ты вертоград — подобье рая,
Где возвещают письмена:
Земной цветок — свеча живая,
Что небесами зажжена.

О, алебастровое ложе
Вскипающей голубизны!
С тобою только небо схоже
В томленье трепетной луны.

Под сенью мраморной ограды,
Как сердце у меня в груди,
Ты, вертоград моей отрады,
Утрат моих не береди!

Сдается мне, в цветах пахучих
Таится мой бессмертный дух,
И на кустарниках колючих
Остался мой летучий пух.

Я выводок и я наседка,
Я птица, гнездышко, яйцо;
Меня раскачивает ветка
Там замыкается Кольцо.

Мне кажется, что я резная,
Рисунок, зданье, лепесток,
Я водяная пыль сквозная,
Над водометом завиток.

Кто пояс развязал девичий,
Кто мой веночек расплетал
И, не желая знать приличий,
Цветы на солнце разметал?

Шаги послышались мужские,
Отважен юноша на вид,
Опасны воины такие,
В руках он держит верный щит.

Он молвит: «Ради Линдахары,
Гасул, я терпеливо жду,
Когда пленительные чары
Развеет лик ее в саду.

Свое волшебное явленье
В щите моем она узрит
И наконец мое томленье
Сердечком детским усмирит.

В себе ты девственно замкнулась,
Тоске безмолвной предалась.
Альгамброю ты обернулась
Не прежде ей, чем родилась?

И до рожденья ослепляла
Ты совершенством этих стен,
Ты духов духом вдохновляла,
Чего же ты ждала взамен?

Являя зеркало томленью,
Твои разрознили черты,
Но, не противясь просветленью,
Единство увенчала ты,

Все, что боролось и болело
В самосожжении сердец,
В груди твоей навеки цело,
В тебе воскресло наконец.

Ты вся в творенье несравненном,
Вся в этих явных чудесах,
Луч света в камне драгоценном,
Звезда в пустынных небесах.

В тебе Альгамброй восхищаюсь,
Себя в Альгамбре видишь ты.
Я к Линдахаре возвращаюсь,
Мои сбываются мечты.

Звезда мне душу окропила,
Как тишина в ночной тени;
Невеста собственного пыла,
В мой щит, как в зеркало, взгляни!

Твой поясок завязан снова,
И твой венок девичий цел,
Спасти Гасула ты готова,
Свет Линдахары я узрел».

Я в щит Гасула заглянула
И, тронута его мольбой,
Сама себе чуть-чуть кивнула,
Завороженная собой.

Все сгинуло вокруг нежданно,
Лишь все цветы моей весны
Остались целы, как ни странно,
И в мой веночек вплетены.

Нет больше скучной Альгамбры,
Она во мне, а я одна,
Я запах ладана и амбры,
С Гасулом я разлучена».

Слова малютки отзвучали,
И пилигрим едва дышал,
Цветник причудливый в печали
Слезами странник орошал.

Промолвил он: «В твоем сиянье
Я тихо плакал до сих пор,
Чтобы в сердечном обаянье
Утешить радугою взор.

О, принеси мне лист масличный,
Голубка мирная, спеши!
Вокруг простерся мир безличный,
Нигде не встретишь ни души».

Малютка так бы и бежала,
Но задал странник ей вопрос:
«Неужто ты боишься жала,
Которым ранит кровосос?»

В ответ промолвила девчушка:
«Мне страшен разве что паук!»
А пилигрим сказал ей: «Мушка!
Плясунью выдает испуг».

Малютка возразила строго:
«Господь не причиняет зла!
Вся эта нечисть не от Бога,
Угодна Богу лишь пчела.

Пожалуй, змей терпеть согласна
Я в тихой комнате моей,
Но пауков боюсь ужасно —
Паук страшнее всяких змей.

Пускай, летая до упаду,
Жук майский в сумерках жужжит,
Он зеленеющему саду,
Самой весне принадлежит.

Пусть блохи скачут, можно даже
К ним присмотреться, их ловить
Клопы назойливые гаже —
Клопов приходится давить.