Якоб Тик - Зигфрид

В старой часовне у дворца глухо ударил колокол.

В огромном, выложенном разноцветной мозаикой зале дворца все так же тихо перебирал струны арфы и пел свою песню старый Тассо.

Однажды, дело шло уже к вечеру, солнце садилось в бледное марево, и слитная тень всадника и верблюда, плывшая по степи, вытянулась в длину, — так однажды на исходе дня, не становившегося однако прохладнее, а пылавшего под медным небосводом безветренным зноем, от которого воздух мерцал над сухой травой, у Иакова язык присыхал к нёбу, ибо со вчерашнего дня у него не было во рту ни капли воды. Он увидел что-то живое далеко на равнине, и его зоркие, несмотря на усталость, глаза скоро разглядели сгрудившееся вокруг колодца овечье стадо, пастухов, собак. Он судорожно встрепенулся от счастья и облегченно вздохнул. Но на уме у него было только одно — вода! Прищелкивая пальцами, во всю мощь пересохшего горла он кричал это слово своему животному, которое и само уже почуяло благодать, вытянуло шею, раздуло ноздри и, напрягшись, ускорило шаг.

Вскоре он был уже так близко, что мог различить цветные метки на спинах овец, лица пастухов под наголовниками от солнца, волосы у них на груди, браслеты на руках.

Псы зарычали и залаяли, не переставая следить за овцами, чтобы те не разбредались, но пастухи лениво прикрикнули на собак, потому что не боялись одинокого путника и видели, что тот еще издали мирно и вежливо приветствовал их.

Пастухов было четверо или пятеро, как помнилось Иакову, с двумя примерно сотнями овец из породы курдючных, как он определил наметанным глазом. Пастухи праздно кто стоял, кто сидел возле колодца, еще закрытого круглым камнем. Все они были вооружены пращами, один из них пощипывал струны лютни.

Иаков тогда сразу же заговорил с ними, назвав их братьями, и, приложив руку ко лбу, крикнул наудачу, что бог их велик и могуч, хотя не знал толком, под каким они богом. Но в ответ на это, как и в ответ на все другое, что он говорил, те только переглядывались и качали головами, с сомненьем прищелкивая языком. Удивляться тут было нечему, они, конечно, не понимали его.

Но среди них нашелся один, с серебряной монетой на груди, он назвал свое имя — Иеруввал, и был он, по его словам, родом из страны Амурру, — он говорил не совсем так, как Иаков, но очень похоже, так что они друг друга понимали. И пастух Иеруввал мог служить толмачом, переводя слова Иакова на их наречие.

Пастухи поблагодарили Иакова за дань уважения, отданную силе их бога, и представились по именам. Их звали Вулутту, Шамаш-Ламасси, Пес Эи, и еще был кто-то. После этого им не пришлось спрашивать у Иакова, как его зовут и каково его происхождение — он сам поспешил сообщить им и то, и другое, не преминув с горечью намекнуть на дорожное приключение, ввергшее его в нищету. Но прежде всего он попросил воды.

Ему подали глиняную бутыль, и хотя вода в ней была уже теплая, он выпил ее с великим блаженством.

Верблюду же его пришлось подождать. Да и овец тоже, казалось, еще не поили. Камень все еще лежал на колодце и по какой-то причине никому не приходило на ум отвалить его.

— Откуда вы родом, братья? — спросил Иаков.

— Харран, Харран, — отвечали они. — Бел-Харран — владыка дороги. Великий, великий, самый могущественный и великий!

— Во всяком случае, — сказал с достоинством Иаков. — Но как раз в Харран и ведет моя дорога. Это далеко отсюда?

Харран был совсем недалеко. Город находился за грядой холмов. С овцами до него можно было добраться за час.

— Чудо Господне! — воскликнул Иаков. — Значит, я на месте! После более чем семнадцати дней пути! Просто не верится!..

И он спросил пастухов, знают ли они, коль скоро из Харрана, Лавана, сына Вафуила, Нахорова сына.

Те его отлично знали. Он жил не в городе, а всего в получасе ходьбы отсюда. Пастухи ждали его овец.

— Здоров ли он?

— Вполне. А что?

— А то, что я о нем слышал.

Затем пастухи сказали, что ждут Рахиль, его дочь.

— Об этом я и хотел вас спросить, — воскликнул Иаков. — Насчет ожидания! Я давно уже дивлюсь на вас. Вы сидите вокруг закрытого колодца, как сторожа, вместо того, чтобы отвалить камень и напоить скот. В чем тут дело? Правда, сейчас еще немного рано гнать скот домой, но раз уж вы здесь, раз уж вы пришли к скважине, вы бы все-таки могли отвалить камень и напоить овец вашего господина, вместо того, чтобы сидеть, даже если эта девица, которую вы называли, еще не явилась.

Он говорил с рабами наставительно и как человек, стоящий выше их, хотя и называл их братьями.