Якоб Тик - Зигфрид

Лицо его дрогнуло, кроткие глаза увлажнились слезами. Он не знал людей Лавана и не торопился вступить с ними в общение. Он был бесприютным пленником преисподней, оказался он здесь не по своей воле. И у него, истощенного передрягами странствий, сдали нервы. Он был у цели, а девушка с глазами сладостной темноты, которая назвала имя далекого его отца, была дочерью брата его матери.

— Рахиль, — сказал он, всхлипывая и протягивая к ней руки, — можно поцеловать тебя?

— С какой стати тебе целовать меня? — сказала она и, смеясь, удивленно попятилась. Она еще не признавалась, что о чем-то догадывается, как прежде не сразу призналась, что заметила чужака.

А он, все еще протягивая к ней руку, другой указывал на свою грудь.

— Иаков! Иаков! — повторял он. — Я! Сын Ицхака, сын Ревекки, Лаван, ты, я, дитя матери, дитя брата…

Она тихо вскрикнула. И хотя она, упираясь ладонью в грудь Иакова, все еще отстраняла его от себя, они, смеясь и оба со слезами на глазах, перечисляли друг другу общую родню, кивали головами, знаками поясняли родословные, складывали указательные пальцы, скрещивали их или прикладывали левый к кончику правого.

— Лаван! Ревекка! — воскликнула она. — Вафуил, сын Нахора и Милки! Дед! Твой! Мой!..

— Фарра! — восклицал он. — Авраам-Исаак! Нахор-Вафуил! Авраам! Прадед! Твой! Мой!..

— Ливан! Адина! — восклицала она. — Лия и Рахиль! Сестры! Двоюродные сестры! Твои!..

Они кивали головами и кивали сквозь слезы, договорившись насчет кровной своей родни со стороны обоих его родителей и ее отца.

Она подставила ему щеки, и он торжественно ее поцеловал.

Три собаки с лаем прыгали вокруг них в том возбуждении, которое овладевает этими животными, когда люди с добрыми или злыми намерениями дотрагиваются друг до друга.

Пастухи дружно хлопали в ладоши и весело, звонким фальцетом кричали: «Лу, лу, лу!».

Так поцеловал он ее сначала в одну щеку, потом в другую. Он запретил себе ощущать при этом прикосновение что-либо, кроме нежности ее щек. Он поцеловал ее благочестиво и церемонно. Но как все-таки ему повезло, что он смог поцеловать ее сразу, ведь ему уже вскружило голову приветливая ночь ее глаз! Иному приходится долго поглядывать, желать и служить, прежде чем будет даровано то умопомрачительное разрешение, которое на Иакова просто с небес свалилось, потому что он был двоюродным братом, близким родственником из дальних краев.

Когда он отпустил ее, Рахиль, смеясь, потерла ладонями места, где ее уколола его борода, и воскликнула:

— Эй, Иеруввал! Шамаш! Буллуту! Скорей отвалите камень от колодца, чтобы овцы попили, и смотрите, чтобы они напились, и напоите верблюда моего двоюродного брата Иакова. Будьте расторопны и сметливы, а я, не мешкая, побегу к Лавану, отцу моему, и скажу ему, что прибыл Иаков, его племянник. Отец в поле, недалеко отсюда, и он прибежит в радости, чтобы обнять Иакова. Управляйтесь побыстрей и трогайтесь за мной, а я бегом!

Все это Иаков понял в общих чертах из жестов и тона, а кое-что и дословно. Он уже начал учиться местному языку ради ее глаз. И когда она побежала, он громко, чтобы девушка успела услышать, остановил пастухов и сказал:

— Эй, братья, прочь от камня, это забота Иакова. Вы охраняли его, как добрые сторожа, а я отвалю его от колодца ради Рахили, двоюродной своей сестры, я один! Ибо дорога поглотила не всю силу мужских рук, и силу их мне пристало одолжить Лавановой дочери, отвалив этот камень, чтобы снять с луны черноту и чтобы круг воды стал прекрасен.

Они уступили ему место, а он стал изо всех сил отодвигать крышку. И хотя для этой работы требовался не один человек, и руки его были не самыми сильными, он один отвалил этот камень.

Теснясь и толкая друг друга, многоголосо заблеяли бараны, овцы и ягнята. Фыркая, встал на ноги верблюд Иакова. Пастухи зачерпывали и разливали по колодам живую воду. Вместе с Иаковом они следили за овцами, отгоняли напившихся и подпускали к воде еще не пивших. А когда все утолили жажду, водрузили камень на место и, прикрыв его дерном, чтобы места этого не было видно и колодцем никто без спроса не пользовался, погнали овец домой. А Иаков возвышался на своем верблюде.

Где-то высоко в поднебесье пропела звонкую песнь птица: