Инга Самойлова - На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре-2 [СИ]

— И чем же вы занимаетесь, мистер Астер? — Рузвельт смотрел на него пристально, не переставая пережевывать мясо.

— Папа! — возмутилась Элис учиненному допросу.

— Я писатель, мистер Рузвельт, — ответил Глебов, кинув успокаивающий взгляд на девушку и повернувшись к ее отцу.

— И что же вы пишите?

— Книгу об Америке.

— О Соединенных штатах? — вновь язвительная недоверчивая ухмылка.

— Да.

Глебов заметил, как Элис взглядом попросила мачеху остановить допрос отца. Супруга Рузвельта положила ладонь на его руку и что-то ему шепнула. Президент нахмурился, но все же оставил Алексея в покое.

После обеда мужчины перебрались в библиотеку и, когда мальчишка-негритенок разлил им в бокалы виски, Рузвельт, закурив, продолжил свой допрос:

— Итак, что же вы хотите написать, мистер Астер? — Рузвельт выпустил дым из сигареты вниз — явный признак негативного настроя, вызванного подозрительностью по отношению к собеседнику.

— Меня интересуют американцы, их образ жизни. — Алексей старался держаться спокойно, сдержано, понимая, что Рузвельт пытается спровоцировать его.

— И что же вы узнали о нас, американцах?

— Американцы молодая нация, но довольно богатая, с большим будущим.

Рузвельт усмехнулся, выпустив дым из сигареты вверх, проявив признак одобрения.

— Да, мы — американцы — великая нация. И великой нас делает не наше богатство, а то, как мы его используем.

Глебов кивнул, доброжелательно улыбнувшись:

— Резонно.

— А кто вы по происхождению, мистер Астер? — Президент не сводил с Алексея взгляд слегка прищуренных глаз.

— Я — француз, однако наш род имеет британские корни.

— Неужели? — Опять недоверчивый сарказм.

Глебов повертел бокал в руках, задумчиво глядя на коричневую жидкость, искрящуюся на свету.

— Не важно, кто человек по национальности, — заговорил он осторожно, взвешивая слова, — важнее всего, сумма достоинств, делающих мужчину хорошим мужчиной, а женщину хорошей женщиной.

Рузвельт крякнул:

— По мне, так нужно придерживаться правила: «Не повышай голоса, но держи наготове большую дубинку, и тогда далеко пойдешь». Вы понимаете, о чем я?

— Вам свойственно жестокосердие? — с легкой усмешкой задал встречный вопрос Алексей на выпад президента.

Рузвельт фыркнул:

— Думаю, что хуже, чем жесткость сердца, может быть лишь одно качество — мягкость мозгов. Я этим, поверьте, не страдаю. — Опять намек, опять проявление недоверия. — Мистер Астер, вы считаете, что женщина может сделать своего мужа миллионером?

Опять камень в его огород! Неужели Рузвельт считает его брачным аферистом? Глебов кашлянул, стряхнул пепел в пепельницу:

— Несомненно, мистер Рузвельт, — заметив, что вверг собеседника в ступор, Алексей закончил фразу: — Если он мультимиллионер, конечно.

Рузвельт побагровел, но затем сухо рассмеялся:

— Шутить изволите?

— Что остается делать? Вы же считаете меня кем-то вроде брачного афериста, ухлестывающего за вашей дочерью из-за связей и денег. Я вполне обеспеченный человек и не гоняюсь за состоянием. А ваша дочь не заслуживает недоверия — она, конечно, бунтарка, но девушка умная и порядочная. Воспитана безукоризненно.

— Но она юна. Я могу управлять Соединенными Штатами и могу управлять своей дочерью Элис, мистер Астер, сложно делать то и другое одновременно. В политике приходится делать много такого, чего не следует делать. Со своей дочерью я так поступать не могу. Но, несомненно, если я сочту, что что-либо или кто-либо представляет угрозу для нее, а также для моей семьи и их чести, я приму крайне жесткие меры.

— Понятно, — Алексей сделал глоток виски из бокала. — Будь у меня дочь, я поступил бы точно также.

— Но у вас нет дочери.

— Нет. И сыновей тоже. В этом плане вам повезло, мистер Рузвельт. У вас прекрасная семья.

— Почему же вы, мистер Астер, до сих пор не обзавелись семьей?

Глебов молчал, уставившись в сторону.

— Моя супруга покинула меня, мистер Рузвельт, — ответил он наконец. На лице Алексея и в голосе отразилась скорбь по понесенной утрате.

Президент замолчал, на его лице мелькнула печаль, по всей видимости, вызванная воспоминанием по собственной утрате — первой любимой всем сердцем супруге — матери Элис, затем произнес:

— Мои соболезнования, мистер Астер.

Глебов попытался взять себя в руки, отмахиваясь от печальных воспоминаний, затем сказал, посмотрев на президента:

— Простите, мне до сих пор тяжело об этом вспоминать, мистер Рузвельт. После своей потери я не смог сидеть на месте и стал путешествовать по миру, узнаю новое, познаю мир. Так легче, понимаете.