Джудит Керр - Как Бог съел что-то не то

В узком коридорчике за дверью ждали две горничные в расшитых оборками фартуках.

– Лотти, Инга, мне кажется, вам надо еще подумать, прежде чем увольняться, – сказала тетя Луиза.

Но обе горничные стояли надувшись. Наконец та, которую звали Инга, фыркнула:

– Что сказано, то сказано.

– Вот именно, – поддержала Ингу Лотти.

– Вы только подумайте! – возмутилась тетя Луиза. – И все из-за какой-то селедки!

Тетя Луиза и Анна прошли на кухню, где дымились пять или шесть супниц.

– Только взгляни! Ведь это все испортится! – и тетя Луиза ринулась к комнатке за кухней. – Фройляйн Пимке! – закричала она и попыталась открыть дверь.

Но дверь была заперта, а за ней кто-то шумно плакал.

– Фройляйн Пимке! – опять закричала тетя Луиза, дергая дверную ручку. – Послушайте, фройляйн Пимке! Я ничего не имею против вашей стряпни.

Из-за двери донеслись какие-то невнятные звуки.

– Я знаю, – продолжала тетя Луиза, – что вы готовили для кайзера. И для самых важных лиц страны. Я никогда ни единым словом не критиковала вашу стряпню. Но кто же знал, что горничные терпеть не могут селедку? А теперь, когда нам приходится экономить масло… Фройляйн Пимке, выйдите, пожалуйста!

Что-то щелкнуло, потом послышалось шарканье. Дверь скрипнула и открылась. Из-за двери показалось заплаканное морщинистое лицо.

– …никогда не отказывались от того, что я приготовила, – произнес дрожащий голос. – А на меня еще и накричали… восемьдесят два года… стараюсь изо всех сил… – рот на старом лице скривился, и по морщинистым щекам полились слезы.

– Фройляйн Пимке, ну что бы сказал кайзер, увидев вас в таком виде? – тетя Луиза исхитрилась просунуть руку в образовавшуюся щель и вытянула фройляйн Пимке наружу (прямо как улитку из раковины, подумала Анна).

Оказавшаяся вне своего убежища старушка растерянно заморгала. И тетя Луиза почувствовала, что нельзя упускать свой шанс.

– Я и не думала повышать на вас голос, – заверила она. – А если я что-то нечаянно и сказала, то беру свои слова назад. Просто когда я узнала, что весь запас масла ушел на эту селедку… И когда горничные заявили, что увольняются… Но вы, фройляйн Пимке, – единственная, кому я действительно доверяю.

Фройляйн Пимке, слегка смягчившись, посмотрела, моргая, на Анну:

– Кто это?

Тетя Луиза тут же решила воспользоваться ситуацией.

– Это жертва воздушных налетов! – заявила она. – Маленькая страдалица, пережившая лондонские бомбардировки. – Тетя Луиза заметила носовой платок, которым Анна перевязала руку. – Раненая! Фройляйн Пимке, разве можно оставить ее без ужина?

И тетя Луиза с помощью сложных маневров заставила их маленькую группу переместиться в кухню. Фройляйн Пимке следовала за тетей, как ягненок.

– Благодарю вас! Благодарю! – вскричала тетя Луиза. – Я знала, что всегда могу на вас положиться! А как будет доволен профессор!

После этого они с Анной вернулись в гостиную. Там уже было полно людей в вечерних туалетах. От недосыпа и пережитого ночного ужаса все происходившее казалось Анне сном. Ее представили разным людям, большинство из которых приходились профессору родственниками. Но запомнить, кто есть кто, оказалось непросто. Среди присутствовавших была сестра профессора – сердитая на вид дама, и двое мальчиков моложе Анны – видимо, сыновья профессорской сестры. Но кто этот человек в тюрбане и шелковом костюме? Действительно махараджа, как кто-то сказал?

Среди этих людей Анна в своих старых брюках и свитере чувствовала себя неловко. Но рыжеволосая женщина в черном платье ласково заверила, что Анна выглядит замечательно, и попросила своего мужа это подтвердить. Муж сказал что-то про линию фронта и спросил, каково это – переживать бомбежки.

Оказалось, никто из присутствовавших не ночевал в Лондоне с тех пор, как город стали бомбить. Анну засыпали вопросами, как будто она явилась из другого мира. Махараджа (если это действительно был махараджа) все приговаривал: ужас, ужас, и как это люди могут там существовать? Анна подумала: глупый вопрос! Что же им делать, если у них нет выбора? А одна старая дама со слуховой трубкой спросила: «Скажи мне, милая, правда, что во время бомбежки бывает ужасный шум?»

Ужин, который, надувшись, подавали Инга и Лотти, оказался невероятно вкусным. Профессор перевязал порез на руке Анны (все настаивали на том, что это настоящее ранение), и, ощущая приятную тяжесть в желудке, она чуть не заснула во время традиционного прослушивания девятичасовых новостей.