Мария Купчинова - В поисках цветущего папоротника

Поляк спал, облокотившись на обод колеса старой телеги, но услышав мат, вскочил на ноги, выпрямился.

– Имя?

– Bez imienia nie strzelasz? – усмехнулся капитан Войска Польского и тут же перевёл на русский. – Без имени не расстреливаете? Запишите себе для отчета – Адам Гжелевский.

Греченко внимательно посмотрел на пленного. Он знал по себе это состояние усталости, когда уже невозможно стоять на ногах, и даже смерть кажется отдыхом.

– Что-нибудь ещё скажете?

Офицер покачал головой и закрыл глаза.

Капитан прошёл в хату, которую освободил для них староста, машинально глянул на образа в красном углу, тяжело опустился на лавку перед столом.

– Посмотри, Алексей, может, староста где самогонку припрятал?

Лейтенант долго чем-то гремел в сенях, а когда, прижимая к груди трёхлитровую бутыль, заглянул в комнату, решил, что капитан заснул, положив голову на скрещенные на столе руки.

– Давай, давай, Леша, не сплю я.

Греченко поднялся, налил самогон в два гранёных стакана и залпом опустошил свой.

Костров мялся, ерошил короткие русые вихры, наконец решился:

– Трофим Алексеевич, почему вы не стали его допрашивать? Он же враг?

– Враг, – вздохнул капитан. – Только спрашивать без толку: и не скажет, и не знает. Я тебе сам скажу: кадровый офицер, попал в плен где-то под Брестом, бежал из эшелона, едущего на восток. Скорее всего, пробирался в Вильно, может, в Гродно, домой зашёл – переодеться. Если бы побывал в банде Волка, его уже бы переодели, там, между прочим, не дураки…

Лейтенант отхлебнул из своего стакана, сморщился:

– И что теперь? В отдел его?

– По закону – конечно, в город, в отдел положено, – Греченко испытующе посмотрел на Алексея. – Только кому он там нужен, в отделе? Проку от него никакого, а что враг – за версту видно… Как рассветёт, заведешь в лес да расстреляешь.

– Я? – лейтенант отшатнулся в ужасе, по-детски заморгал глазами. – Нельзя же, Трофим Алексеевич, без суда никак нельзя: он всё-таки…

И замолчал, остановленный тяжёлым взглядом человека, которому до сих пор безоговорочно доверял. Повернулся, вышел из комнаты.

Рассветало долго и неохотно. Даже петухи прокричали положенное им «кука-ре-ку» как-то второпях, без воодушевления. Серый туман поглощал привычные утренние звуки, отчего резкий стук входной двери показался особенно громким. Костров вошел в комнату обречённо, с усилием заставил себя перешагнуть через порог. Заляпанная грязью длинная серая шинель распахнулась, выгоревшая гимнастерка комом торчала на груди, а трёхлинейка, неловко зажатая в левой руке, прикладом царапала пол. С трудом выговорил:

– Разрешите доложить, товарищ капитан, – и уже совсем шёпотом, – ушёл поляк…

Греченко всё так же сидел за столом, казалось, он и не ложился спать. Не поднимая глаз, бросил:

– Ушёл или ты отпустил?

Алексей несколько раз почему-то сжал правую руку в кулак, наконец поднял голову и обречённо уронил:

– Не смог я – безоружного… Готов нести наказание.

Капитан не глядя протянул руку, налил из наполовину опорожнённой бутыли самогонку, одним глотком выпил:

– Значит, чужими руками губить девчонку и старика мог, а своими руками врага расстрелять – слаб оказался. Сегодня ночью опять двоих красноармейцев убили, это ты знаешь?

Костров выпрямился:

– Я понимаю, товарищ капитан. Пишите докладную, пойду под трибунал. Прикажете сдать оружие?

Греченко махнул рукой:

– Уйди с глаз долой. Но помни: поезд бандиты под откос пустят, убьют кого – и «твой» поляк будет причастен. Крепко это запомни, лейтенант!

– Марыська, сказать тебе, что такое чудо? Сказать?

Ева с Марысей заканчивали собирать Пасхальную корзинку; Стась крутился рядом, сгорая от желания поговорить. На Пасхальную Вигилию в костёл детей не берут, но он им сейчас такое скажет, сразу поймут – взрослый.

– Ішла баба за гумно без спадніцы, а войт без парток, вось і здарылся цуд [38] Шла баба за гумно без юбки, а войт (староста) без порток, вот и приключилось чудо. (бел.) , – Стась победоносно посмотрел на Марысю, – так учитель Чижевский сказал.

И тут же едва не заревел, получив от Евы полотенцем по спине: не столько больно, сколько обидно.

– Не ўсе, што чуеш, паўтараць трэба [39] Не всё, что слышишь, повторять надо. (бел.) . Не для того тебя в школу отдавали, кабы глупости охальников по дворам разносил!

Расстроенная Ева опустилась на скамейку. Грех в такой вечер ругаться, о Боге думать надо, да куда же земное денешь. Как перебрался профессор с Опытной станции за границу – совсем приработка не стало. Не голодают, так ведь и живые деньги нужны. Язэпа год назад схоронила, а за крест и гробовину до сих пор у старосты в должниках. Взяла военных на постой, думала: наличными расплатятся. Как же, тихо снялись, ищи ветра в поле! Марыся на портниху выучилась, шьёт, да кто деньгами благодарит, а кто лишь «дзякуй вялікі» [40] Спасибо большое. (бел.) бросит…