Мария Купчинова - В поисках цветущего папоротника

– Некогда перевязывать, стреляй, браток, я помогу.

Пули свистели и ложились рядом, взрывая фонтаны грязи. Сквозь взвесь дождя, грязи и пота, застилающую глаза, Алесь увидел, как кто-то невысокий в офицерской шинели целится из револьвера прямо в него, и нажал на спуск пулемёта. За упавшим офицером показался строй всадников, пытающихся обойти с флангов отряд Кочубея. На всю оставшуюся жизнь Алесь запомнил: на лицах у них было то сосредоточенное выражение, какое бывает у людей, поглощённых работой…

– Стреляй, браток, стреляй, – шептал солдат рядом.

А потом наступила тишина.

Каждый раз, когда Алесь открывал глаза, над головой нависал низкий беленый потолок, потом на потолке появлялась Наталья с блестящими глазами и косой, прикрытой наспех ярким платком. «Рай», – вздыхал Алесь и возвращался в небытие, пока однажды вместо Натальи над ним не повисло круглое, белобровое лицо Кочубея.

– Очухался, чертяка, – Кочубей так крепко стиснул в объятиях, что Алесь едва опять не потерял сознание. – От як це добре.

Усталое лицо Кочубея сияло искренней радостью, а в хате, проникая в самое сердце, звучал тихий женский смех.

– Я же как твоего коня углядел, сразу сотню назад повернул, да вас с Демьянычем уже порубали казачки. Я и как кличут-то его не ведал, тольки когда хоронили – в схованный на груди узелок глянул. Чтоб, значит, на кресте, всё как надо отписать… Он когда упал, частично тебя своим телом прикрыл. Мабуть, он тебя, Алесь, и выратовал. Изрубили его беляки, почитай, на куски, бутто собаку бешеную, а тебе, видать, уже по скользящей попало. Да и того хватило. Вторую седьмицу тебя Наталка выхаживает, своим человеком оказалась, даром что атаманска дочка. А ты, вредина, глаз приоткроешь – и опять в беспамятство! И то сказать: почитай десяток рубленых ран… Добре, что хоть глаз видит, а на шрам – ще поглядишь, як девки клевать станут.

Поезда ходили редко и без расписания. В ожидании Алесь с Кочубеем зашли в студию фотографа.

Старик в телогрейке, с рыжими обвисшими усами засуетился:

– Господа, – осёкся под пристальным взглядом Кочубея, – простите, товарищи военные. Извольте, в лучшем виде запечатлею для будущего. Этого молодого человека? Прошу, прошу, товарищ… Боже мой, сколько нашивок на рукаве, сколько ранений, а ведь совсем юноша, простите меня, старика. Вот, если позволите, для солидности, предложу вам ещё сигару. Давно берегу, но для такого клиента – ничего не жаль.

– Бери, Алесь, – хохотнул Кочубей, – николи сигар не курил. Испробовать треба.

– Как прописать имя клиента? – старик подобострастно согнулся.

– Алесь…

– Антон, – перебил Кочубей, внимательно, с намёком глядя Алесю в глаза, – Антон Блазняк. Так вроде гутарил, тебя кличут? Я запомнил.

На перроне обнялись.

– Дюже горько, Алесь, что уезжаешь, да видать, судьба твоя такая, ехай к своим василькам. Фамилию твою я намеренно переиначил: там у вас то ли немцы, то ли ещё бог знает кто, попадет фотография кому в руки – горя не оберёшься. И вот что… Шинель-то сымай. Наталка тебе байбарак передала, по-вашему «кожух» значит. Просила не поминать лихом. Ну, и меня, если что… Так само лихом не поминай.

Они помолчали. Над головами призывно курлыкали улетающие журавли. Казалось, множество чёрно-белых крестов заполонило пасмурное небо. Ни тот, кто уезжал, ни тот, кто оставался, не знали своей доли. Осень восемнадцатого года скупилась на обещания.

Колышется подвешенная к потолку люлька, ласковый голос поёт колыбельную, которую испокон веков на белорусской земле поют матери своим доченькам…

Дни за днями летят так быстро, что Ева и оглянуться не успевает. Язэп-то больше всё газеты почитывает, которые из города привозит. Думает, там ему правду напишут. Иной раз, горячась, и Еве что-то пересказывает: про БНР [21] Белорусская Народная Республика – государство, провозглашённое 9 марта 1918 года на оккупированных немецкими войсками территориях бывшей Российской империи. какую-то, где линия фронта проходит, да кто за что воюет. Сердится, когда она не понимает, а как ей разобраться, если эти новые власти так и мелькают перед глазами, меняя друг друга: немцы, Советы, поляки… Всех и не упомнишь.

Главное, коровы – доены; козы, куры, поросенок – присмотрены. Сад, огород, стряпня. Всюду поспеть надо. Братья помогают, конечно, но хозяйство-то большое, а Язэп почти всё время в разъездах. На дочку и не смотрит: сына хотел, продолжателя рода…