Мария Купчинова - В поисках цветущего папоротника

– Там-то, на станции, солдат да казаков – тьма-тьмущая. Гуторят, енералы на Екатеринодар войска ведут, большевики вроде там засели. Прицепился ко мне, значит, офицеришко: «С нами, казак, пишлы!». Я ему раз – «Уступи дорогу!», другой, а он всё одно: «Пишлы да пишлы против красной сволочи!». Осерчал я, Алесь, и рубанул его…

Кочубей с сожалением вздохнул, но тут же крепко сжал губы, отметая любые сомнения.

– Они супротив меня, конечно, вызверились, а подойти боятся: ясно, уж двух-трех ещё рубануть успею… Я, не поворачиваясь, потихоньку отступаю, и шёпотом почти: «Братцы, хто желает без енералов к лучшей жисти иттить? Ступай до меня, в мой отряд, разом пойдем нашу правду шукать!» Что думаешь, Алесь? Добра сотня набежала, да за спиной встала. С оружием, главно дело. Один даже трофейный ручной пулемёт приволок, видать, с западного фронта солдатик. Распустил я их покедова, по домам распрощаться да продовольствием обзавестись. А завтра поутру, решено уже, пойдём на подмогу Екатеринодару. Что толковать, у меня с энтими енералами, юнкерами, да кадетами – разные пути-дорожки.

– Как же против своих-то, Иван Антонович? – голос Алеся дрогнул. – Офицер ведь тот русский был.

Кочубей с такой силой стукнул кулаком по стволу ивы, что она зашаталась.

– Мабуть, они тебе, Алесь, и свои, гляди сам. А мне… Оглянись-ко назад, хаты видишь?

Почти от самой реки тянулись ровные, широкие улицы станицы. Вдоль улиц – казачьи подворья.

– Вот там, где хаты из самана да камышом или соломой крыты – там верно, мои живут. А хто в хоромах из кирпича и крыша железная – с теми еще разбираться треба: свои али чужие… Ведаешь, Алесь, мне солдат ерманьский больш свой за энтих важных енералов! Невжо ты взаправду мыслишь, что я для них своим могу быть? – Кочубей длинно выругался. – Я царя не трогал, сами скинули, а тапереча моей саблей на яго место пробиться хочут.

Помолчав, продолжил:

– Я, тебя, Алесь, не неволю. Не хочешь со мной – оставайся тут.

В бурке, в надвинутой на глаза папахе Кочубей казался бы нахохлившимся ястребом, если б не свисающие с дерева ноги в чириках – галошах, надетых из экономии взамен сапог на толстые чёсаные носки, в которые он заправил шаровары.

Алесь, не выдержав, усмехнулся, глядя на чирики будущего командира сотни, вздохнул:

– Что же мне, к Наталье в примаки идти? Придётся, видно, с вами, Иван Антонович. Авось, Господь упасёт от большого греха.

– Это да, я подметил: Наталка на тебя глаз бросила, – Кочубей тоже улыбнулся, светлые брови сошлись на переносице. – Только и не мечтай. Даже если ты её снасилуешь, всё одно атаман дочь за голоштанного не отдаст. Да ты ведь и не смогёшь против воли её, верно?

– Ну вас, Иван Антонович, – зарделся Алесь.

– То добре. До завтрева, – Кочубей легко спрыгнул с дерева и зашагал не оглядываясь.

От станицы до Екатеринодара девяносто верст с гаком. Для хорошей лошади – четыре часа хода. Под проливным дождем, когда всадники съёживаются под башлыками, а копыта коней чавкают и скользят по грязи – конечно, больше, но эта беда – полбеды…

Армия генерала Корнилова окружила Екатеринодар, отрезая отход красным и не давая подойти свежим силам. Напрасно Кочубей со своей сотней искал щель. Пройти к городу без боя не представлялось возможным, а рисковать людьми он не хотел: «Ще навоюются».

Собрал казаков:

– Поскачем на Пашковскую. Рты – на замок, не спеша, хай думают, шо мы к белякам на подмогу пришли. А уж как пройдем скрозь станицу, тут галопом до красных.

– Красные нас и постреляют, – пробурчал пожилой солдат в обмотках и выгоревшей шинели со споротыми погонами. Лошадёнка под ним была худая, и выправкой казачьей солдатик не отличался, но лежащий на коленях ручной пулемёт «Льюис» вызывал уважение. – Откуда им знать, что на помощь к ним идем?

– Це верно, только у меня сюрприз заготовлен. Вот, баба всю ночь шила, – Кочубей хитро улыбнулся и показал из-под башлыка кусок красной материи, – знамя мы им покажем…

Получилось не совсем так. Белые ли, квартировавшие в Пашковской, заподозрили неладное, или сами станичники решили проучить чужаков, рысью проскакавших по станице, но не успела сотня Кочубея миновать околицу, вслед сухо и часто затрещали выстрелы. Лошадь под пожилым солдатом споткнулась, упала, он скатился с неё, не выпуская из рук пулемёт.

– Помогай, браток, – крикнул скакавшему рядом Алесю, – в плечо мне угораздило.

Алесь спрыгнул с коня, попытался достать из притороченной к седлу сумки бинт. Солдат остановил его крепким матом: